Генерал Карбышев

Судя по всему, Михаил Ильич усвоил эти же взгляды и убеждения. Это подтверждается и его дружескими связями с близким родственником Александром Шайтановым, которого царские жандармы сурово преследовали за принадлежность к революционной группе. Именно поэтому было так сильно стремление Михаила Ильича попасть в столицу и быть вместе с Александром на Васильевском острове, у берегов Невы.

Обнаруженные нами архивные документы позволили прояснить личность студента юридического факультета Петербургского университета Александра Дмитриевича Шайтанова.

Хорунжий Сибирского казачьего войска, он был также питомцем кадетского корпуса в Омске. Приехав из Сибири в Петербург, Александр сразу же обратил на себя излишне пристальное внимание жандармов. Они завели на него «дело», установили негласный надзор, и шпики выследили опасные связи молодого сибиряка с местными революционерами. Затем последовал арест за участие в студенческих волнениях 1861 года. Петропавловская крепость. Сырой тюремный каземат Кронштадта.

После отбытия наказания студент подвергается уже гласному полицейскому надзору. Александру удается ускользнуть от слежки, но ненадолго. Жандармы настигают его в Москве и вновь сажают — на сей раз в Бутырскую тюрьму за принадлежность, к революционной группе Потанина — Ядринцева, по обвинению «в готовности принять участие в вооруженном восстании». Из Бутырок Александра Шайтанова по этапу доставляют в Омскую тюрьму. Ввиду особой важности следственная комиссия передает его «дело» на рассмотрение Сената. Последний, согласно мнению Государственного совета, 20 февраля 1868 года приговорил Шайтанова «к лишению всех прав состояния и ссылке в отдаленный уезд Архангельской губернии».

Очередной этап — из Омска в далекую Пинегу.

Пять лет суровой ссылки. Наконец, измученному и больному Александру «дозволено» возвратиться на родину, в Западную Сибирь, и поселиться под полицейским надзором в Усть-Каменогорске.

Не одно лишь кровное родство побуждало Михаила Ильича поддерживать дружескую переписку с Александром Шайтановым — родство было и духовным.

Михаил Ильич только по воле случая избежал подобной судьбы.

«…Я впервые узнала о далекой Сибири еще в раннем детстве из материнских рассказов. Она очень любила делиться с нами, детьми, своими воспоминаниями и делала это обычно по вечерам перед сном.

А мы, дети, зачарованно слушали ее».

Это — из воспоминаний Зинаиды Алексеевны Филатовой, внучки Михаила Ильича от его дочери Евгении. Она рассказала о быте семьи Карбышевых в конце прошлого столетия.

«Таинственной и необычайно интересной казалась нам, выросшим в теплом солнечном Крыму, эта далекая Сибирь, с ее трескучими морозами и долгой зимой, снегами, заносившими по пояс улицы старого Омска, где жило на тихой улице в большом доме на горе семейство Карбышевых.

Широкий Иртыш вставал в нашем детском воображении как огромная северная река, связанная в песнях с легендарной фигурой Ермака — атамана вольного сибирского казачества.

На Иртыше дети Карбышевых, такие нам близкие и знакомые, проводили длинные летние дни и вечера в катании на лодках и в разнообразных играх на островах.

Несмотря на то что все это были лишь воспоминания далекого детства нашей матери, ее рассказы, живые и увлекательные благодаря ее чудесной памяти, оживляли картины далекого прошлого этой замечательной семьи.

Ясно представляю себе всех братьев. Смуглые, черноволосые и темноглазые, невысокого роста, но зато коренастые и ладно скроенные. Семнадцатилетний Владимир держал себя совсем по-взрослому. У него были свои гимназические друзья, однако он выбирал время для бесед и игр с братьями и сестрами и относился к ним сердечно и просто.

Михаил был моложе на шесть лет, но страшно хотел во всем быть похожим на Владимира, подражал ему, тянулся за ним. Сергею не исполнилось еще и шести, и они вместе с самым маленьким братом — четырехлетним и тщедушным Митей — копались в земле, что-то строили, рыли миниатюрные окопы, насыпали холмики, которые, вероятно, в их воображении служили мощными редутами, неприступными крепостями.

Часто ребята убегали на развалины старой „крепостцы“ и вели „войны“, затевали „баталии“. У Сережи и Мити после таких игр пунцово пылали щеки.

В играх иногда участвовали и обе сестры — мечтательная Софья, о которой говорили: „Вся в мать“, и Евгения, внешне очень похожая на отца — такой же удлиненный овал лица, мягкие очертания губ, карие, чуть раскосые живые глаза под темными бровями, высокий лоб и над ним корона непокорных волос, заплетенных в тугую косу. Она рано проявила склонность к домашнему хозяйству, хотя была младше Софьи на четыре года, но постепенно стала делать по дому все, что не успевала или не могла делать мать.

Отец служил далеко, в киргизской степи, и болезненной, хрупкой матери не хватало ни сил, ни времени заниматься детьми. Они были предоставлены самим себе. Летом пропадали на Иртыше. Зимой, особенно в каникулы на святках, любимым их развлечением считалось катание с гор на салазках.