-- У нас есть кофе, -- сказал Ли Меллон. -- Вы меня не слушаете.
-- Я принесу, -- сказала Элайн.
-- Я с тобой.
-- Хорошо, -- сказала она.
Огромная темная туча повернулась по часовой стрелке еще на несколько градусов, и сильный порыв ветра стал трепать будку. Ветер напомнил мне битву при Азенкуре[30]
-- он летел в нас, точно стрелы из воздуха. Ах, Азенкур: красота, и этим все сказано.-- Я положу в огонь полено, -- сказал я. БУМ! Я стукнулся головой. Кофе превратился в две белых чашки, черные внутри и снаружи, как ночь.
-- Если хватит, я тоже выпью кофе, -- сказала Элизабет. К двум другим добавилась третья белая чашка, черная внутри и снаружи.
-- Давай завтракать, -- сказал кто-то. Предположительно, я. Я вполне мог сказать что-либо подобное, потому что очень хотел есть.
Свинина и яйца были вкусными, как и жареная картошка, как и очень вкусный клубничный джем. Ли Меллон завтракал с нами во второй раз.
Он вытащил кусок мяса из аллигаторовой пасти, и теперь аллигатор превратился у него в обеденный стол, на который он поставил тарелку.
-- Пожарь мне этот кусок, -- сказал Ли Меллон. -- Его уже как следует отбили.
Аллигатор больше не говорил 'ГРОЛ!-опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп/опп!'. Обеденные столы не говорят таких слов.
Уилдернесс. Хайку аллигатор
Шел сильный дождь, и ветер гудел в дыре кухонной стены, как армия Конфедерации: Уилдернесс -- тысячи солдат, марширующих милю за милей по диким просторам -- Уилдернесс!
Элизабет с Ли Меллоном ушли в другую будку. Им нужно было о чем-то поговорить. Мы с Элайн остались держать аллигаторов. Мы не возражали.
* * *
Обычно оно сидит в огороде
-- Ой-й! -- сказала Элизабет. -- Потолок. -- 'Это же ужас просто', и сразу села.
Мы выпустили аллигаторов в пруд. Они медленно уплыли на дно. Дождь лил такой, что невозможно было разглядеть дно пруда, да и не хотелось разглядывать.
Элизабет сидела над водой. Белое платье превращало ее в лебедя. Когда она говорила, озеро стекало с лебедя, отвечая тем самым на вечный вопрос: что было раньше, озеро или лебедь?
-- Я вчера видела привидение, -- сказала она. -- Около курятника. Не знаю, что оно там делало. Обычно оно сидит в огороде. В кукурузе.
-- Привидение? -- переспросила Элайн.
-- Да, у нас тут живет привидение, -- сказала Элизабет. -- Душа старика. Там, на плато его дом. Когда старик стал совсем дряхлым, он переехал в Салинас; говорят, он умер от разрыва сердца, а душа вернулась в Биг Сур, и теперь иногда бродит по ночам. Я не знаю, что он делает днем.
-- Вчера ночью он приходил к нам. Не знаю, что ему понадобилось в курятнике. Я открыла окно и сказала: 'Привет, дух. Что ты делаешь в курятнике? Ты же обычно в огороде. Что случилось?'
-- Дух крикнул 'В атаку!', махнул флагом и убежал в лес.
-- Флагом? -- переспросила Элайн.
-- Точно так, -- сказала Элизабет. -- Старик был ветеран испано-американской войны.
-- Ух, ты. А дети его не боятся?
-- Нет, -- сказала Элизабет. -- Они рады новому приятелю. В этих краях детям скучновато. Им нравится привидение. И потом, оно обычно сидит в огороде. -- Теперь Элизабет улыбалась.
Аллигаторы качались на поверхности пруда. Дождь кончился. На Элизабет было белое платье. Ли Меллон чесал голову. Наступала ночь. Я что-то сказал Элайн. Пруд был тих, как Мона Лиза.
* * *
Что-то стучит
Мы ушли в будку спать. У Элизабет были какие-то дела с Ли Меллоном. Ее дети гостили сейчас в Кинг-Сити. Элайн разделась. Мне очень хотелось спать. Я ничего не помнил. Я просто закрыл глаза, или они сами закрылись.
Потом что-то стало меня трясти. Не землетрясение, слишком мягкое, но настойчивое -- словно море стало чем-то маленьким, теплым, человеческим и улеглось рядом со мной. И море обрело голос.
-- Проснись, Джесси, проснись. -- Голос Элайн. -- Проснись, Джесси. Слышишь, что-то стучит.