Генерал Кутепов

В селе Песчанокопском, что рядом со станцией, во время 1-го Кубанского похода отступающие добровольцы оставили часть своих тяжелораненых. Оставили на смерть? Может быть. Но об этом старались не думать. И все-таки не могли не думать... Сперва в Песчанокопской раненые получили надежду, что с ними ничего не случится. За ними ухаживали и не выдавали. Только это продолжалось недолго, все-таки их выдали. Их судил сельский сход, судил просто: постановил казнить, что и было исполнено. Этим сход как бы продемонстрировал большевикам свою полную лояльность, непричастность к белым, и сохранил такой ценой село от репрессий. Крестьянам казалось, что это мудрое решение.

Снова народ отворачивался от "первой России", предоставляя право властвовать сильнейшему. В это было трудно поверить, но тем не менее все было именно так.

И чтобы Кутепов не слишком сосредоточивался над этим неразрешимым вопросом, судьба поднесла ему новый - в виде взрывного устройства, подкинутого в его вагон. Оно попало в руки Лидии Давыдовны, и она с удивлением разглядывала странный сверток, пока Кутепов не забрал адскую машинку у нее из рук.

Она впервые ощутила, наверное, что ее жизнь с Александром Павловичем не принесет ей счастья, а скорее всего кончится чем-то страшным. Кто ее защитит? Эта военная сила, эти офицеры, эти казаки? Нет. Она видела, что здесь для семьи нет места и что те малоразговорчивые жители Песчанокопского, так жестоко ограждающие свои хаты от войны, озабочены тем же, чем и она: сохранением своего маленького мира.

Но с Кутеповым об этом нечего было и разговаривать. Он лишь весело, чуть насмешливо улыбался, и его улыбка так выделялась на суровом лице, что заставляла верить в хороший исход.

На станции простояли недолго. Прибывшие кавалерийские части опрокинули переправившихся через Маныч красных. Прямо с поездов Кутепов кинул их в бой, несмотря на то, что начальник дивизии генерал Шатилов, сам раненый, передвигающийся при помощи двух палок, просил его отложить атаку, чтобы привести войска в порядок. Кутепов дал ему высказаться, затем подтвердил приказ, ибо не было времени откладывать атаку. Затем он улыбнулся Шатилову своей веселой улыбкой и пошел его провожать, помогая спуститься с крыльца, сказав на прощание, что не ожидал приезда Шатилова, так как знал о его тяжелых ранах, но теперь совершенно спокоен за успех завтрашнего дела.

Он как бы говорил: "Павел Николаевич, мы с вами военные люди, наша судьба известная..."

В эту же пору Кутепов познакомился с союзниками. К нему в штаб прибыли два английских офицера, чтобы ознакомиться с положением на фронте. Это были простые, невысокомерные люди, обожженные войной. Они побывали на передовой, под обстрелом, и, не обращая внимания на пули, сосредоточенно записывали что-то в записные книжки. Они видели рваные шинели добровольцев, дырявые сапоги, побитые щитки пулеметов с облезлой краской. Они все поняли без слов.

На обратном пути англичанам устроили ужин в Кубанском казачьем полку, с тостами за английского короля, главнокомандующего Деникина, крепким самогоном, бешеной лезгинкой и отчаянной джигитовкой на площади, озаренной большим костром из соломы и хвороста. Казалось, древняя Скифия высунулась из ночной тьмы и показала Европе свое дикое простое обличье.

Потом англичане признались Кутепову, что у них дрогнуло сердце. Они еще помнили о русских жертвах в Великую войну. И они обещали поддержку. Что могли знать эти британцы о настроениях и интересах британской короны? Да и Кутепов ничего не знал. Он жал руки гостям, видел, что они искренние и честные офицеры.

Наступал новый, самый яркий боевой поход для 1-го армейского корпуса.

Снабжение через новороссийский порт было налажено, союзники стали поставлять боеприпасы и снаряжение, а то, что они так и не прислали воинские части, как-то забывалось.

К маю красные почти вытеснили небольшие силы добровольцев, оборонявших Донбасс. Отдать окончательно угольный район означало потерю не только сырьевой базы, важной для военных перевозок и промышленности, но и потерю важного стратегического плацдарма, с которого можно было вести наступление на Харьков и Москву.

Здесь уже три месяца сражались наиболее надежные полки - Корниловский, Марковский, Дроздовский, Алексеевский. Они были обескровлены, в некоторых ротах осталось по 10-20 штыков. Отступали.

Уже дошли до последних рубежей, станции Иловайской, да и та обстреливалась артиллерией красных. Мысленно добровольцы еще находились в Донбассе, а на деле были лишены не только угля, но и возможности перебрасывать войска по разветвленной сети железных дорог, собирать свои малые силы в крепкие кулаки на нужных участках.

Кутепову фактически достался безнадежный фронт. Почему именно ему, а не какому-либо генералу, окончившему Академию генерального штаба? Потому что он должен был победить вопреки науке и логике.

Шестого мая Кутепов со своим штабом был переброшен с Манычского фронта. Шестнадцатого мая штаб корпуса смог перейти из Иловайской на станцию Криничная, прежнюю стоянку штаба в феврале - апреле. За десять дней наступил перелом.