Читаем Генерал Кутепов полностью

Кутепов почти каждый день был на передовой, вел себя как диктатор, не скрывая своей требовательности. Но он не сковывал инициативу подчиненных, не влезал в каждую мелочь, - он был мотором для пассивных, грозой - для нерадивых, вождем - для сильных духом.

С той стороны тоже искали, как быстрее перейти от партизанской вседозволенности к военной дисциплине, и там тоже выдвинулись командиры жесткого склада.

Диктатор Кутепов. Верно ли это? Наверное, да. Они все или почти все были диктаторами. После ужасающего развала, после предательства народом вековых ценностей религиозной и культурной жизни иного пути, кроме диктатуры, не существовало. На вопрос о диктаторстве и диктаторах, малосимпатичных с точки зрения либералов, которых было множество в тылу белой армии, ответила сама жизнь.

Сегодня, в дни нарождающейся новой смуты, все-таки трудно представить тогдашний пожар на юге России, широту народного движения всяких банд Маруси, Ангела, Иванько, разнузданность мятежей, растерянность обывателей. Украина горела небывалым пожарищем крестьянской войны. Там сгорали и красные, и белые.

Корпус Кутепова продвигался вперед, как римский легион среди полчищ варваров. Направление - на Харьков. Удар наносился в стык между 13-й и 14-й красными армиями. Штаб Кутепова уже перемещается в Бахмут. Комкор опередил директиву армейского штаба, отдал приказ наступать на Харьков.

В дневнике Ивана Бунина "Окаянные дни" есть выписка из большевистской газеты, относящаяся к этим событиям:

"16 июня.

Харьков пал под лавиной царского палача Деникина... Он двинул на Харьков орду золотопогонных и озверелых от пьянства гуннов. Дикая орда эта, подобно саранче, двигается по измученной стране, уничтожая все, что завоевано кровью лучших борцов за светлое будущее. Прислужники и холопы мировой своры империалистов несут трудовому народу виселицы, палачей, жандармов, каторжный труд, беспросветное рабство..."

Приведя это газетное сообщение, Бунин добавляет:

"Рад так, что мороз по голове..."

За пять недель Кутепов прошел от Иловайской до Харькова с боями триста верст.

Добровольцы после пятидневных боев заняли Харьков и прошли по улицам маршем. Их засыпали цветами, кто-то плакал, какие-то женщины становились на колени. После большевистской оккупации обыватели полюбили армию белых.

Вскоре после освобождения на пустыре возле пятиэтажного дома, где размещалась ЧК, был проведен другой, страшный парад: были вырыты трупы замученных и положены долгими рядами. У многих была содрана кожа с рук, палачи обваривали руки жертв кипятком и затем сдирали "перчатки" вместе с ногтями. Мимо тел часами шли женщины, искали отцов и мужей.

Кутепов не ездил туда, не смотрел на эти сотни убитых. Может быть, харьковчане имели право назвать его бесчувственным за то, что на собрании объединенных городских организаций он заговорил о солдатских сапогах и не проливал слез по убитым.

Он сказал, что армия без тыла обречена, сколько бы громких слов в ее адрес не произносили. Слов он уже наслышался.

- В эти дни, господа, я объезжал фронт и видел - идет в бой батальон. Идет хорошо, лихо развертывается, но он... босой. Сейчас на дворе лето, а как я буду посылать в бой зимою моих солдат? Вам, общественным силам, надо позаботиться о своей защитнице, Добровольческой армии.

Кутепову была обещана помощь, а горнопромышленники подарили командующему Добровольческой армией генералу Май-Маевскому эшелон с углем. На деле снабжение армии всегда было плохим. Многие солдаты, не дождавшись сапог или шинели, вынуждены были "самоснабжаться" за счет обывателей.

Кутепов издавал приказы, объявлял населению, что будет защищать его от насилия и грабежей, но то, что происходило в штабах, отражалось на жизни рядовых самым противоречивым образом. Что было делать Кутепову, когда перед ним клали приговор военного суда о расстреле солдата или офицера-инвалида за грабеж местного жителя? Утвердить приговор? Помиловать? Бедного офицера и нашли-то по особой примете: у него вместо ноги была деревяшка, на которой он и передвигался в боях.

Кутепов утверждал приговоры. Это было ужасно. Но он считал, что наказание должно следовать неотвратимо. Точно так же в Ростове по его приказу были повешены несколько офицеров и солдат, грабивших еврейский квартал.

Добровольцы за все были обязаны расплачиваться деньгами. Но вот приходилось вносить поправку - расплачивались жизнями.

В Харькове надо было, по всем законам войны, освоиться, укрепить базу, я потом продвигаться дальше.

Освоиться не пришлось. Против корпуса шла активная перегруппировка красных войск, перебрасывались полки с запада и из Сибири. Разведка доносила Кутепову о готовящемся наступлении красных. Общая обстановка складывалась для белых благоприятно: в конце мая Кавказская дивизия разбила под Гуляй-Полем Махно, взят Екатеринослав, в Новочеркасске торжественно отпраздновали освобождение Дона, Кавказская армия генерала Врангеля взяла Царицын.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное