Генерал медицинской службы

Невский кипел. Шли отдохнувшие за лето студенты, торопились курсанты в форме защитного цвета, перепоясанные портупеями, громко смеялись девушки. Встречались и более солидные молодые люди в выцветших студенческих фуражках, в тужурках с голубыми университетскими петлицами… Донашивают старую форму. Видимо, старшекурсники, — догадался Станислав.

Войдя в главное здание академии, Станислав снял фуражку и оглянулся. В фойе было много народу. В основном, это были молодые люди — бывшие красноармейцы, вернувшиеся с фронтов гражданской войны, слесари, токари, только что окончившие рабфаки, военфельдшеры… И на всех была военная форма с темно-зелеными медицинскими петлицами.

С интересом рассматривал Станислав развешенные на стенах портреты профессоров Военно-медицинской академии… Вот Пирогов — великий хирург… Вот Сеченов — основоположник физиологии, автор гениального трактата «Рефлексы головного мозга»… Вот Боткин — создатель величайшей терапевтической школы… Вот Бородин — профессор химии и выдающийся композитор…

Швейцар в старомодной ливрее заметил интерес Станислава, спросил: — Откуда родом?

— Из Томска.

— Сибиряк, значит… С рабфака, поди?

— С рабфака…

— Раньше-то к нам баре все шли учиться, — задумчиво заметил швейцар. — Ведь после кровавого воскресенья Николай II приказал закрыть нашу академию и назначить с осени новый набор — «без кухаркиных сынов»… А сейчас вот свой рабочий парень идет… Это хорошо!

Шум в фойе усилился. Станислав одернул китель и оглянулся. Среди новичков появилось несколько старшекурсников. Холеные лица, пенсне… Они, не скрывая иронии, поглядывали на новичков, и Станислав невольно подумал — это, наверное, еще из тех, старых… Осколки старого мира… Вон как поглядывают… Да бог с ними! Не пропадем!

Он повернулся, посмотрел на новичков в военной форме, таких же, как он, парней, набранных в Одессе, в Перми, в Томске, в самых разных городах России, и с облегчением улыбнулся…

Великий гуманист

На первом курсе Станислав с увлечением занимался анатомией, биологией, химией… Время шло — день за днем, месяц за месяцем… Наконец и второй курс! Теперь лекции студентам должен был читать сам профессор Даниил Кириллович Заболотный!

Высокий, сутулящийся, седобородый профессор Заболотный на удивление легко взошел на кафедру и поклонился аудитории.

Студенты обратились в слух.

Заболотный, действительно, умел говорить. Он ярко рисовал волнующие и страшные картины прошлого… Средневековье… Чумные моры… Люди в страхе бежали из городов… И только врачи продолжали борьбу с непонятной болезнью… Пожалуй, первым серьезным шагом в этом отношении явилось открытие того, что чума переносится крысами…

Пузатые парусники и первые закопченные пароходишки буквально кишели крысами. Врачи встречали суда в море и не пускали их в порт, пока на борту не уничтожались все крысы. Но всех их ведь не уничтожишь. Ночами серыми тенями скользили они с бортов, и только когда стали применять на швартовых металлические диски, крысы вроде были остановлены.

Но это на море… А вот, например, в Монголии, в бесконечной степи, каких-нибудь загородок не сделаешь…

— Позвольте, профессор, — поднялся с места Вершинин. — Ведь это вы впервые доказали, что в Монголии, в Маньчжурии, в Забайкалье чуму переносят не крысы, а дикие, зараженные блохами, грызуны — сурки-тарбаганы?

— О! — воскликнул Заболотный. — Так вы, оказывается, сами все знаете! Вот рабфаки, а! — Он рассмеялся и вслед за ним рассмеялась аудитория.

Станислав стоял навытяжку, покрасневший, смущенный.

— Садитесь! — сказал профессор и уже серьезно добавил:

— О том, кто, что и когда открыл, мы будем говорить позже. А сейчас извольте выслушать — чем мы располагаем в борьбе со страшным бедствием — чумой…

В курилке студенты окружили Станислава — как это он осмелился прервать профессора?

— А черт знает как! — смущенно отвечал Вершинин. — Я ведь читал, что Заболотный — главный чумолог страны и что это именно он первый открыл чуму в природе… Ну, вот и не вытерпел!

А затем начались практические занятия по микробиологии.

Ассистент Заболотного, Аркадий Аркадьевич, то и дело поправляя очки, не без гордости сообщил, что первая в Советском Союзе самостоятельная кафедра микробиологии и эпидемиологии создана именно в Военно-медицинской академии. Именно эпидемиологический профиль научных и практических интересов профессора Заболотного и определил лицо кафедры.

— Наша работа касается преимущественно вопросов местного иммунитета и эпидемиологии чумы. И начнем имы с азбуки микробиологии. С того, как обращаться с микроскопом, как окрашивать микробы.

Когда в лабораторию вошел Заболотный, уже прозвенел звонок.

— Ну, как, рабфаки, трудна азбука микробиологии? Хоть трошки поняли?

— Поняли, — послышались голоса.

— Добре, — улыбнулся профессор. — Отдохните немного.

Слушатели дружно заспешили в курилку. Станислав задержался.

— Разрешите, товарищ профессор, к вам обратиться.

— Да, слушаю вас, коллега.

— Я давно интересуюсь микробиологией и эпидемиологией. Позвольте мне работать в свободное время на вашей кафедре.