Генерал Раевский

Воронцов почувствовал нависшую над семьёй опасность. Его жена, с которой он состоит почти пять лет в законном священном браке, обманывает его, генерал-губернатора всего Юга России, отдаёт предпочтение находящемуся в его подчинении дерзкому поэту, бесшабашному человеку, гуляке!.. Такого он выдержать не мог.

На следующий день в Петербург было направлено письмо на имя графа Нессельроде, возглавлявшего ведомство иностранных дел. В письме Воронцов просил отозвать из Одессы поэта Пушкина по причине того, что он ничего не умеет делать, проводит время в совершенной лености, знается с молодыми людьми, «которые умножают самолюбие его, коего и без того он имеет много».

Судьба Пушкина была предрешена. Впрочем, это помогало поэту осуществить давнюю мечту: отойти от всех дел и отдаться любимой поэзии. Он уже закончил две большие главы «Евгения Онегина» и был полон других планов.

Исподволь зрел замысел новой поэмы. Она посвящена цыганам, с жизнью которых Пушкин познакомился, живя в Кишинёве. Поддавшись уговорам главы цыганского табора, он прожил у него немало дней. Остался потому, что у старика была красавица дочь Земфира.

Взглянула она на него своими глазищами — и обожгла, очаровала, чертовка! Не мог совладать с собой. Даже забыл о красавице гречанке Сандулаке, которая ждала его в Кишинёве. Более двух недель пробыл влюблённый поэт в таборе, живя в шатре рядом с Земфирой.

Однажды он проснулся, а её нет. «Не суетись, парень, — успокоили его. — Бежала твоя красавица с молодым цыганом». Он помчался вдогонку, но куда там, разве догонишь!.. Тем и кончилась его цыганская любовь.

Ну чем не сюжет для поэмы! Остаётся только воплотить пережитое в стихах. Для этого не понадобится много времени.

В конце мая три района Новороссии — Херсонский, Елизаветградский и Александрийский — постигла беда: налетела саранча. Для сбора сведений о причинённых потерях туда был направлен Пушкин. Он не соглашался ехать, но друзья уговорили. По возвращении вместо отчёта он написал четверостишие:

Саранча летела, летела
И села.
Во все стороны посмотрела,
Всё съела
И опять улетела.

Это был своего рода вызов поэта начальнику. И тут же он подал прошение об отставке.

   — Возражения не будет, — сказал Воронцов.

Уезжал Пушкин из Одессы 30 июля. Накануне ему удалось увидеть Елизавету Ксаверьевну. Встреча была короткой, тайной.

   — Прощай, мой друг! Не забывай! Да хранит тебя Бог. — Скупым жестом она перекрестила его. — Ты будешь писать?

   — Непременно, — ответил он.

   — Дай свою руку... Нет, левую.

Нащупав в темноте его палец, она надела кольцо.

   — Что это? Зачем?

   — Молчи. Это талисман, на память. Клянись, что с ним не расстанешься.

Это был перстень с чёрным камнем, на котором искусный резчик выгравировал еврейскую надпись о верности. Потом Пушкин напишет:

Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.
И, ласкаясь, говорила:
«Сохрани мой талисман:
В нём таинственная сила!
Он тебе любовью дан.
От недуга, от могилы,
В бурю, в грозный ураган,
Головы твоей, мой милый,
Не спасёт мой талисман.
И богатствами Востока
Он тебя не одарит,
И поклонников пророка
Он тебе не покорит;
И тебя на лоно друга,
От печальных чуждых стран,
В край родной на север с юга
Не умчит мой талисман...
Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцелуют не любя —
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!»

   — Ну что, барин, поедем? — поглядывая в сторону ещё не взошедшего солнца, спросил Пушкина кучер.

   — Сейчас... сейчас...

В утренней тиши звонко били копыта о брусчатку. От моря веяло свежестью и доносился гул. Он хо тел оглянуться, посмотреть на то, что покидал, и, пересилив себя, не стал этого делать. Знал: всё осталось в прошлом.

Тогда же в дороге родились строки злой эпиграммы на Воронцова:

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.