Генерал Раевский

Осторожно ступая, все направились к двери, но требовательный голос заставил их остановиться:

   — Призовите всех генералов, надобно обсудить положение!

На сбор не понадобилось много времени: почти все генералы находились поблизости. Они вошли и выстроились вдоль стены, не спуская глаз с фельдмаршала.

   — Корсаков разбит и прогнан за Цюрих, — произнёс Суворов негромко, но отчётливо. — Готц пропал без вести, и корпус его рассеян. Прочие австрийские войска, шедшие для соединения с нами, опрокинуты от Глариса и прогнаны. Итак, весь операционный план для изгнания французов из Швейцарии нарушен.

Он замолк, закрыл глаза, и находившиеся в комнате генералы и полковники, замерев, молча стояли в ожидании слов фельдмаршала. Многие и до этого ясно сознавали сложившуюся ситуацию и нависшую над всеми ими угрозу. И вот она свершилась.

— Теперь идти вперёд на Швиц невозможно. Там у Массены свыше шестидесяти тысяч, а у нас нет полных и двадцати. Идти назад?.. Нет! Это значило бы отступление. А русские и я никогда не отступали! Мы окружены горами. Мы в горах! У нас осталось мало сухарей на пищу, а менее того боевых артиллерийских зарядов и ружейных патронов. Мы будем окружены врагом сильным, возгордившимся победою — победою, устроенной коварной изменою... Да-да, изменою. Ежели бы мы вышли ранее, как было намечено планом, да не ждали, когда союзники подвезут обещанное продовольствие и мулов, мы были бы в Мутентале раньше, смогли бы первыми напасть на Массену и не позволить ему разгромить Корсакова. Но теперь... — Старый командующий замолк и поднял глаза на стоящих перед ним генералов. — Теперь, господа, помощи нам ожидать не от кого. Одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и на высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых. Это одно остаётся нам. Нам предстоят труды великие, небывалые в мире: мы на краю пропасти!.. Но мы русские. Я обращаюсь к вам, господа начальники. Не требую, а прошу: спасите честь и достоинство России и её самодержца, нашего государя. Спасите, молю Богом!

И вдруг фельдмаршал, Александр Васильевич Суворов, неустрашимый и твёрдый в сражениях и делах, встал пред генералами на колени. Глаза его повлажнели, лицо выражало величайшую просьбу.

От неожиданности все оцепенели, потом бросились к нему, подняли, поставили на ноги.

   — Ваша светлость, поверьте нам, мы никогда не отступим! Ведите нас, и мы одолеем любого врага!

Суворов плакал. Никогда и никто не видел его таким. Старшим в комнате был генерал от кавалерии Дерфельден.

   — Позвольте мне сказать от всех находящихся здесь и всего войска русского, — выступил он.

   — Говори, Вильгельм Христофорович, — разрешил Суворов.

   — Отец наш Александр Васильевич! Мы видим и теперь знаем, что нам предстоит. Но ведь и ты знаешь нас, ратников, преданных тебе душой. Верь нам! Клянёмся тебе перед Богом за себя и за всех! Что бы ни встретилось, ты, отец, не увидишь в нас гнусной, незнакомой русскому трусости и ропота. Пусть сто вражьих тысяч встанут пред нами, пусть эти горы втрое, вдесятеро представят нам препону — мы будем победителями и того и другого. Всё перенесём и не посрамим русского оружия! А если падём, то умрём со славою! Веди нас куда думаешь, делай что знаешь: мы твои, отец!..

   — Верю! — прервал Суворов генерала. — Теперь мы победим! Слушай, что нужно сделать! Розенберг! Ваш корпус остаётся здесь. Быть в арьергарде. — Высокий генерал выступил вперёд. — Умри, Андрей Григорьевич, но не допусти к главным силам Массену. Сколько у тебя защитников?

   — Четыре тысячи.

   — Маловато. Возьми ещё казаков. Дать ему два полка.

   — Слушаюсь, — ответил Денисов.

— Князь Пётр! — обратился Суворов к Багратиону. — Быть тебе в авангарде! Отогнать неприятеля за Гларис! Остальных я поведу сам.

Подошедшие на следующий день к Мутенской долине французы атаковали арьергардный отряд Милорадовича, состоявший из егерей, гренадер и казаков, и несколько потеснили их. Однако подоспело подкрепление, и неприятель после упорной схватки отступил.

Разгорячённый сражением Милорадович приказал казакам преследовать французов. Отряд врезался в их гущу и, орудуя пиками и саблями, нанёс врагу немалый урон.

В результате двухдневного боя русские войска отбросили французов, захватив пленных и одиннадцать орудий. Главное же, они дали возможность основной колонне оторваться от преследования.

А впереди ещё был долгий и трудный путь через заснеженные хребты и перевалы, схватки с превосходящими силами неприятеля, морозы, ветры и бесконечные дожди.

В первых числах октября русские войска наконец вышли из гор и сосредоточились у небольшого швейцарского городка Лаудена. Исхудавшие, обмороженные, в изорванном обмундировании, солдаты, казалось, держались из последних сил. Опытным глазом Суворов видел, что ни в чём другом они так не нуждаются, как в отдыхе.

Австрийский император Франц, словно бы заглаживая вину своего командования за действия, которые едва не привели к разгрому русского корпуса, пожаловал Суворову орден Марии Терезии Большого Креста и пообещал отныне всячески содействовать предстоящим операциям.