Генерал Раевский

Получив предварительное письмо от Вас о выборе меня в начальники уездной милиции и о том, что по первой почте Вы изволите прислать нужные предписания, поехал я немедленно в Чигирин, где получил от маршала все нужные бумаги; через несколько часов приехал господин Беклемишев и подтвердил писанное Вами, милостивый государь дядюшка, прежде, то есть средство отказаться по болезни от моей должности, и как должно было тотчас решиться, то, не дождавшись сего курьера, я отозвался маршалу, что ехал принять её, но опытом узнал, что здоровье моё не позволяет мне принять её. Каковом смысле и к Вам, милостивый государь дядюшка, прилагаю моё отношение; если вы сочтёте сие нужным, то можете до выздоровления меня уволить, а господину Беклемишеву приказания послать как к временному начальнику, а окончивши дела мои в Киеве, куда я еду лечиться, вступлю в оную должность по выздоровлении моём; отъехав в Чигирин, я в самом деле простудился и захворал. Обстоятельство, меня принудившее поступить таким образом, есть следующее. Мне надобно было непременно к 12-му сего месяца, а хлопоты милиции, конечно, до 20-го меня бы удержали, мне должно было выбрать остальных чиновников, для коего выбора созвать маршала и тысячников, которые вёрст за сорок, затем назначить сотни, распределить чиновников по 500-м и сотням, освидетельствовать людей и оружие, собрать провиант и деньги, сделать список людям и опись оружию и, составя из всего рапорт, ехать к Вам с донесением. Для осмотра всего я должен был ехать вёрст 250, быть всё время в отлучке от дома, где имею тысячу дел устроить, дабы мне можно было отъехать на контракты. Жена моя после отъезда брата опять была больна, она одна-одинёхонька; я принуждён был привезти её в Смелу, где теперь нахожусь сам сейчас действительно нездоровым, в Боктылину, откуда возвратясь поеду непременно…

Беннигсена победа меня не радует; по нашим рассказам, у неприятеля убито 15 000 человек, по нашим же рассказам мы потеряли 7000 человек, я считаю что Каменского дело точно было, но Беннигсеново было прежде, последнее должно быть важно. В рассуждение моего намерения служить скажу Вам, милостивый государь дядюшка, какие были мои на то причины и какое расположение.

Если для службы в милиции должен оставить дела, то лучше их оставлять для такой службы, где можно заслужить хорошую репутацию, к которой я никогда нечувствителен не буду, и найти покровителей, которых теперь не имею. Командование Каменского доставляет случай не одним франтовством быть известну, и кто исполнен доброй воли, тот в сём намерении успеть должен. Мне пред Вами хвастать не для чего, так поверьте, что я говорю правду. Я чувствую себя уже довольно испытанным, чтобы сказать наверное, что я тоже в числе неизвестных людей не останусь; здоровье моё дурное — это правда, но я уже давно забыл о себе думать. По болезни жены моей нужно будет ехать весной в Петербург, а я, поруча мои дела Темирову, которого уволят, мог бы ехать служить, то есть, через месяц или полтора расположа моими делами, — спешить или нечего, — через несколько дней я лично буду иметь честь Вас, милостивый государь дядюшка, видеть и испросить на всё советов Ваших, которым я всегда готов повиноваться.

Имею честь пребыть с глубочайшим

почтением, милостивый государь дядюшка,

покорнейший племянник

Николай Раевский

6 января,

Смела.

Милостивый государь дядюшка!

Письмо Ваше с Чижовым имел честь получить. В простых словах постараюсь объяснить Вам, милостивый государь дядюшка, в чём состоит заблуждение и вина Софьи Алексеевны[36], то есть столько, сколько по заочности моей о сём судить могу. Ей показалось, что Вы как со мной, так и с ней переменили милостивое Ваше обращение, почему и сочла что её посещения не будут Вам столько приятны, как были прежде. Я никак её в сём оправдать не могу, ибо долг её был удвоить старание приобрести вновь Ваше расположение, в чём — я надеюсь на Ваше доброе сердце — она успеет, а я все силы употреблю выискать способ приехать в Киев на контракты. Судьба моя ни в чём не решена. 12-го сего месяца выйдут награждения, после чего я увижу, что мне делать. Не буду я распространяться о здешней моей жизни: жена моя лучше изустно Вам, милостивый государь дядюшка, перескажет все мои обстоятельства. Беспокойства ж мои, которые ей неизвестны, сам Вам открою. Дела мои требуют моего присутствия в Киеве: здесь двое детей на руках Катерины Алексеевны, а старик тесть опасно болен водянкой, которая от ног поднялась… Проситься в отпуск, если я останусь в службе, не смею, ибо хотя бы кто был на войне герой, если он в мире не капральствует, его в грош не ставят. Мы здесь всё перефранцузили, не телом, а одеждой, — что ни день, то что-нибудь новое. Прощайте, милостивый государь дядюшка, будьте благополучны. Имею честь пребыть с глубочайшим почтением.

Покорнейший племянник

Николай Раевский