Генерал Самсонов

Артамонов и его начальник штаба, болезненного вида генерал Ловцов, принялись изучать карту, озабоченно переговариваясь.

На желтом паркетном полу ярко светились квадраты солнечного света, пахло старой мебелью, скипидаром, пирожный дух сюда не пробивался. Над столом висела большая картина, написанная тяжелыми крепкими красками, изображала охоту на кабана.

Крымов пил чай за маленьким столиком, вспомнил цеппелин и мысленно увидел фантастическую карту полета русских помещиков-генералов верхом на такой рыбе.

Артамонов, Клюев, Мартос, Кондратович — все они были ровесники Самсонова (только Мартос, правда, на год старше, 1658 года рождения, полтавский помещик), и во всех, даже в Александре Васильевиче, было что-то от старосветских помещиков.

— Капитан, — обратился Крымов к присутствовавшему капитану со значком Академии Генерального штаба. — Сейчас над станцией подбили, кажется, цеппелин. Прикажите узнать.

— Какой цеппелин? — ахнул Артамонов, — Почему я ничего не знаю? Капитан Шевченко, немедленно все узнайте, Немедленно!

Крымов допил, стал ждать ответ на директиву.

— Еще чайку, Алексей Михайлович? — любезно предложил Артамонов.

— Нет, спасибо.

— Вы знаете, Алексей Михайлович, корпус очень ослаблен, — сокрушенно вымолвил Ловцов. — Восемьдесят шестой Вильманстрандский полк и девяносто шестой Омский мы оставили дал прикрытая Варшавы. А казачий полк из Олиты до сих пор не прибыл… Тяжелое положение.

Крымову почудилось, что Ловцов не вполне понимает, что уже начались военные действия.

— Вы завтра должны взять Сольдау, — сказал Крымов.

— Мы постараемся, — совсем не по-военному ответил Ловцов.

— Да, да, нелегкое положение, — ласково произнес Артамонов. — Я готов лично возглавить атаку, даже лечь костьми, коль потребуется, но я должен сказать вам все правду, чтобы вы донесли ее до Александра Васильевича… Нельзя было ослаблять корпус. Два полка — это целая бригада! А случись, не приведи господь, неблагоприятный поворот, кто виноват? Артамонов?

— Ваше превосходительство, — сказал Крымов. — Из Августова прибывает третья гвардейская дивизия… Директива должна быть выполнена во что бы то ни стало. От вашего корпуса зависит успех всей армии.

— Два полка забрали, — пожаловался Ловцов. — А в Сольдау целая дивизия. Нужного перевеса у нас нет.

Хотят сидеть на месте, как Ильи Муромцы, подумал Крымов, начиная испытывать сомнения в том, что командование корпуса осознает важность задачи.

Артамонов поднял к груди руки, потер ладони и прищурился на Крымова с хитрецой:

— Может, Мартоса вперед продвинуть? У Николая Николаевича сил больше.

— Ваше превосходительство, скажите мне прямо: директиву исполнить не можете! — Крымов даже прикрикнул на генерала.

Артамонов покачал головой, словно удивлялся явной бестактности полковника, заметил:

— Суров, Алексей Михайлович? Молод.

Крымов увязал в артамоновской старосветской неподвижности и едва сдерживался. Но он сказал себе, что не для того приехал в Млаву, чтобы злиться на генералов; надо просто повиснуть на них, как бульдог, тогда они зашевелятся.

— Будете готовить приказ? — требовательно спросил Крымов.

Артамонов закряхтел, повернулся к Ловцову. Тот страдальчески посмотрел на Крымова, точно говоря ему: «За что ты нас мучаешь?»

— Приказ на Сольдау, — добавил полковник. — Я должен сегодня увидеть приказ — это пожелание командующего.

Помещики скисли, Артамонов засопел, подошел к карте, взял циркуль, потом бросил его обратно.

— Ангелы вопияша! — сказал он с горечью. — Хорошо, будет вам приказ.

— Благодарю, ваше превосходительство, — ответил Крымов. — Разрешите покинуть вас. На рассвете я должен выехать к генералу Мартосу.

— Прошу задержаться, Алексей Михайлович. Вы мой гость, мы вместе поужинаем. — Артамонов кивнул на картину, написанную тяжелыми красками, будто обещал угостить кабанами.

Вошел адъютант, доложил, что казаками захвачена команда подбитого цеппелина, — об этом минуту назад доложили по телефону.

— Не верю я этим телефонам? — воскликнул Артамонов. — Распорядитесь доставить сюда кого-то из команды.

Пленного привезли быстро, но, по-видимому, везли поперек седла, как мешок, и он выглядел изрядно помятым. Он был коренастый, темноволосый, смотрел угрюмо. Артамонов спросил его по-немецки, кто он такой.

— Капитан Эрнест Георг Гринер, — ответил пленный.

— Где ваши квартиры?

— В Генрихсдорфе, герр генерал.

— А в Сольдау были?

— Нет, в Сольдау не был.

— Какие части в районе Сольдау?

— Там части ландвера, около двух полков.

— Вы лжете, капитан. Это нехорошо. Нам известно, что в Сольдау дивизия.

— Не думаю, что дивизия, герр генерал. Два полка.

Артамонов махнул рукой, отвернулся от германца, показывая взглядом Ловцову и Крымову, что они могут допрашивать дальше.

— Зачем вы бомбардировали станцию? — тоже по-немецки спросил начальник штаба.

Это было равносильно тому, чтобы спросить «Почему вы призваны в армию», то есть вопрос в данных обстоятельствах бессмысленный. Пленный пожал плечами, потом сказала:

— Железнодорожная станция… Приказ…

— Понятно, — с многозначительным видом произнес Ловцов. — А как вооружен цеппелин?