Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Он вспомнил, как осенью в Петербурге после того, как он удостоился чина полного генерала и генерал-адъютанства Его Величества, к нему приехали сослуживцы и они устроили ужин в ресторации. Тут были боевые сподвижники балканских сражений и соратники по туркестанским делам, недавние ополчане и боевые офицеры, служившие под его началом в походе на Ахал-Теке и Фергану.

Были генералы, полковники и офицеры невысоких чинов, оказались и штатские штафирки, которых Скобелев не очень жаловал, но они преданно заявили, что их привела сюда любовь к «белому генералу», и он был с ними любезен и ровен. Привыкший главенствовать и в шумных компаниях, на этот раз он передал роль главы своему любимцу, полковнику Куропаткину. Тот умело и тонко вел застолье, не обходя вниманием не только высших чинов, но и румяных поручиков, не спускавших влюбленных глаз с виновника торжества.

Сначала говорили о заслугах Михаила Дмитриевича, поднимали тосты за его здоровье и успехи, потом вспомнили боевое прошлое, храбрецов да удальцов, выпили за их память и здравие, а уж потом пустились в разговоры о будущем. Наконец, слова попросил Михаил Дмитриевич. Выплеснув из бокала остатки шампанского, он потребовал налить себе воды.

— Да, да, господа, я не оговорился: позвольте мне выпить вместо вина воду.

Его желание не без удивления и едких шуток было выполнено.

— Как необычна моя просьба, так же необычен будет и тост, — сказал он и поставил бокал на стол. Придерживая тонкую ножку бокала, он смотрел на игру пузырьков кавказского нарзана, выжидал тишины, собираясь с мыслями.

— Господа, я не хочу, чтобы вы приняли все сказанное мною как результат влияния винных паров и нервного возбуждения. Вот почему я попросил налить воды, — произнес он, слегка картавя, своей обычной скороговоркой. — Сейчас я хотел бы говорить о нашем русском народе, представителями которого мы являемся, о народе великом и сильном. Он, как известно, составляет одну семью с племенем славянским, ныне терзаемым и попираемым. И когда русский народ, высказывая боль, поднимает голос в их защиту, с твердым намерением выступить за их свободу, тогда в среде заграничных иноплеменников поднимаются вопли негодования. По мнению этих господ, действия русских людей в этом случае признаются злоумышленными, чуть ли не результатом каких-то вакханалий. И тогда, к стыду, нашим обществом овладевает какая-то страшная робость. Почему-то забывается тысячелетняя история России, в течение которой русские люди оказывали братскую помощь славянам-одноплеменникам. И все же каждый раз, когда державный Хозяин земли русской обращался к своему народу, народ оказывался на высоте своего призвания и исторического назначения. Обращался он к народу потому, что сила государства заключена в народе, народ же, в свою очередь, оставался верным России и ее интересам.

В зале воцарилась напряженная тишина. Признаться, такие слова не часто приходилось слышать на застольях. Скобелев продолжал:

— Мы сейчас в солдатской компании, и пусть мои слова будут приняты вами без околичностей и иносказания. В то время, когда мы здесь собрались, на берегах Адриатического моря терпят насилие и горе наши единомышленники, отстаивающие свою веру и народность. Их именуют разбойниками и безжалостно расправляются с ними. Там, на родной нам славянской земле, немецко-мадьярские винтовки направлены в единоверные с нами груди…

Михаил Дмитриевич смолк, оглядел зал. Он видел устремленные на него взгляды.

Народы Балкан переживали трудное время. Русско-турецкая война, принесшая освобождение болгарскому народу от векового турецкого ига, явилась детонатором взрыва народного гнева на Балканах. Поднялись на борьбу греки, сербы, черногорцы, словены. Пламя освободительного движения охватило весь полуостров и продолжало разгораться, охватывая все большее и большее пространство. Против восставших народов были брошены правительственные войска Австро-Венгрии, Германии, которые действовали с решительной жестокостью.

— Я не договариваю, господа, — продолжал Михаил Дмитриевич. — Сердце щемит от боли. Но великим утешением для нас являются твердая вера и сила исторического призвания России. Так будем же верны этому призванию! Вот о чем я хотел здесь сказать…

В очередном номере «Ведомостей» тогда он увидел целую колонку, посвященную офицерской вечеринке и его выступлению. В витиеватых, чуждых ему выражениях безвестный автор излагал сказанное Михаилом Дмитриевичем, делая акцент на недоброжелательности генерала в отношении германского государства.

Прочитав, он отшвырнул газету:

— Чертов писака! Будь ты трижды неладен!

Вот уж он никак не думал, что его спич преодолеет Европу и отзовется в самой французской столице.

В назначенный час в номер генерала постучали. На пороге вырос высокий Николо.

— Все собрались, ждут вашего прихода.

Они поднялись в холл верхнего этажа. Обычно тихое и пустое, помещение на этот раз было заполнено. В креслах и на диванах расположились не только студенты, но и постояльцы гостиницы, желавшие поглядеть и послушать великого генерала.