Зато фронтовые знакомые и друзья были рядом — одни волею службы, другие — по стечению обстоятельств. Бесядовский, Лукирский, Голубинцев, Шиловский, Какурин и жили в одном доме, а Надёжный — дверь в дверь. Стали частыми встречи и с Брусиловым, который предал собственному нравственному суду иллюзии Февраля, своё «братание» с Керенским; позже, по смерти Ленина, сказал жёсткие слова и о нём, но признавал заслугой последнего и его соратников то, что «под каким бы то ни было названием Россия не была расчленена и осталась единой, за исключением нескольких западных губерний, которые рано или поздно должны будут вновь с ней воссоединиться. Совершенно очевидно, что при дряблом Временном правительстве этого никогда не могло бы быть». Снесарев не только разделял подобные мысли, он прежде Брусилова пришёл к ним, давно убеждённый, что у великих стран есть своё не только историческое, но и духовное, метафизическое задание и движение, а дела крупных политических, военных личностей, их правительств словно пристяжные прыжки по твёрдой гряде. Если и оставляют следы — редко целительные. Чаще ранящие. А то и просто — декоративные.
Брусилов был инспектором кавалерии. Да самой кавалерии в стране, можно сказать, не было. Во всяком случае, Россия со времён Гражданской войны перестала быть первой конной державой, а некогда славные своими породами конные заводы влачили более чем жалкое существование. Снесарев советовал Брусилову основательно поддержать конные заводы средней полосы России, донского края, Воронежской губернии, в частности, Хреновской, Чесменский, Ново-Томниковский, Злынский, Прилепский, сиротски изреженные конезаводы донского казачества. Брусилов не успеет, позже с этим успешно справится Будённый.
Каждый читавший роман Булгакова «Мастер и Маргарита», конечно, помнит про трамвай на Патриарших прудах — его колёсами, словно гильотиной, была отрезана голова писателя, мыслителя, атеиста Берлиоза, «председателя правления одной из крупнейших московских литературных организаций, сокращённо именуемой МАССОЛИТ», первого, кто появляется на первой же странице романа, и, казалось бы, по его многознанию и уверенности, обещавшего долго жить, отрицая Христа и утверждая могущество ордена московских писателей. Но… «Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную. Повернув и выйдя на прямую, он внезапно осветился изнутри электричеством, взвыл и наддал… и Берлиоза выбросило на рельсы».
А вообще-то московские трамваи были не столь опасны, как в знаменитом булгаковском романе, ходили не быстро и оповещающе-звонко, вся Москва была исчеркана трамвайными линиями, вся Москва знала номера трамваев, откуда и куда тянутся их маршруты, и привычное неудобство заключалось разве в их переполненности, такой «набитости», что у втиснувшихся счастливцев нередко «терялись» кошельки. Снесарев и его дочь предпочитали пешие походы по Москве. Женя часто увязывалась за отцом, когда он шёл на работу и в Институт востоковедения, и в Военную академию Генштаба. «Папа обычно шёл пешком на Армянский переулок, где находился институт, облачённый в боевую шинель, видавшую виды папаху с повязанным по военной форме башлыком. Когда в 1922 году Академия переехала в новое помещение на Пречистенке, папа опять-таки предпочитал ходить пешком, хотя туда ходил трамвай № 34. Я обычно провожала его туда, и по дороге мы вспоминали и заучивали стихи Лермонтова и Пушкина. Так был выучен “Хаджи-Абрек”, “Песнь о купце Калашникове”, большие отрывки из “Евгения Онегина”, не считая множества мелких стихотворений».
Воздвиженка, 6 (правое крыло, Кремлевка, четыре окна на третьем этаже от края, под мемориальной ленинской доской. Улица Грановского, бывший Шереметевский переулок). Иногда ему диковинно было подумать, что он, уроженец донской слободы, из неродовитой фамилии, вышел в большой мир — сначала как студент и выдающийся выпускник Московского университета, а теперь выдающийся учёный, военный практик и мыслитель, который живёт в самой сердцевине Москвы, у родного университета, у Кремля, у собора Христа Спасителя…
8
В конце 1921 года при ленинском Совнаркоме была создана Комиссия по улучшению быта учёных, так называемая КУБУ, позже переименованная в ЦЕКУБУ
Сколько всех этих засоряющих русский язык «КУБУ» было и в те годы и долго ещё — ВЦИК, РККА, НКВД, ГПУ, КУТВ, Совдеп, Наркомнац, шкраб, женбарак, рукраб, рабдень… Это были для русского языка годы мутного потока, мусорного ветра, революционной новизны-лаконичности. Михаил Булгаков и Андрей Платонов замечательно об этом пишут.
Комиссии надлежало обеспечивать учёных дополнительными пайками. После 1923 года выдавались уже не пайки, а денежное академическое обеспечение. Снесарев был отнесён к высшей категории А — выдающиеся учёные (категория Б — основная группа, категория В — дополнительная группа).