Я почувствовал себя виноватым, когда Малыш вернулся через несколько минут, помахивая банкой антифриза.
— Дал без разговоров, — сказал он мне. — Думал, придется давить на него, однако…
Малыш умолк и прислушался. Я сел, прикрыл рукой глаза и, щурясь, посмотрел в небо.
— Самолет!
— Наш!
Это был «фокке-вульф». Мы поднялись, забыв о боли в ногах, принялись кричать и размахивать руками. Грегор выпустил ракету, самолет снизился, описал круг и пролетел над нашими головами на высоте около двухсот метров. Мы видели, как его экипаж подает нам сигналы. Видели черные кресты на крыльях. Обнялись и безумно закружились по снегу в радостном вальсе.
С самолета бросили каску. Летчик показал нам поднятый большой палец, сделал еще круг и улетел на запад. Мы бросились к каске. В ней была нацарапанная наспех записка:
«Держитесь, мы вернемся! Ждите. Удачи!»
— Они заберут нас! — закричал Грегор, подскочив и широко раскинув руки.
Один из летчиков «кондора» печально и пренебрежительно покачал головой.
— Увы! Может быть, им удастся сесть здесь без груза, но взлететь они не смогут. Даже пустыми, тем более с полной загрузкой.
— Он прав, — неохотно сказал Старик. И ткнул в небо пальцем. — Сверху нам помощи не придет. Ни от Бога, ни от авиации… Полагаться можно только на свои ноги.
— На свои ноги? — простонал Порта. — Сколько можно еще их бить? Дошли до Дона и ничего не обнаружили. Сколько еще нужно пройти? Следующая остановка на Рейне? Видит Бог, я туда не дойду. — И приложил руку к правой стороне груди. — Я непригоден к военной службе, я не должен быть здесь, у меня шумы в сердце с шести…
— Неудивительно, — буркнул Легионер. — Раз оно у тебя расположено не с той стороны…
Порта сверкнул на него глазами и передвинул руку влево.
— В семь лет у меня была ревматическая атака. Я три раза болел воспалением легких. Мне нельзя мокнуть и простужаться. Я не должен находиться здесь. Не могу идти пешком до самой Германии! — Голос его поднялся до жалобного, пугающе пронзительного вопля. — У меня больное сердце, говорю вам! Мне нужна помощь! Нужен врач! Я не могу и дальше так идти!
Он издал громкий мучительный крик, согнулся, сделал, шатаясь, несколько шагов и повалился в снег.
— Что такое? Что случилось? — Врач, встревоженный мелодраматическими криками Порты, торопливо подошел к нам. — Что с этим человеком?
Мы стояли вокруг, глядя на корчившегося Порту. Врач раздраженно спросил:
— Что с тобой? Почему так кричишь?
— Он болен, — сказал Малыш. — Сердце барахлит. С шестилетнего возраста. — И с надеждой приподнял бровь. — Алкоголя?
— Это еще зачем?
— Он всегда принимает алкоголь, когда ему плохо. Стимулирует работу сердца.
Врач неуверенно переводил взгляд с Малыша на Порту.
— У него в самом деле слабое сердце? Или он притворяется?
—
—
Врач только что окончил медицинский институт. Отправился прямо в Сталинград, исполненный добрых намерений, и нашел здесь суровое учебное поле. Он с сомнением опустился на колени рядом с Портой, а тот разыгрывал больного на грани мучительной смерти.
Толпа расступилась, пропуская генерала и юного лейтенанта в первый ряд. Они посмотрели на чрезмерно переигрывающего Порту.
— Ладно, ладно! — сказал генерал. — Хватит. Сейчас не время для лицедейства.
Порта открыл глаза и обратил их на генерала.
— Водки… — жалобно произнес он.
— Возьми себя в руки, приятель!
Генерал повернулся и ушел. Лейтенант усмехнулся.
— Водки… — стонал Порта, переводя взгляд с одного человека на другого. — Ради бога, водки…
— Оставь Бога в покое! — сказал лейтенант, протягивая фляжку.
Порта алчно схватил ее и лег на спину. Пил он с жадностью, широко раскрыв рот, дно фляжки поднималось.
— Вы спасли мне жизнь. Как отблагодарить вас? Попросить фюрера дать вам медаль? Думаю, вы ее заслужили. Думаю…
— Не заставляй меня краснеть! Только верни оставшуюся водку!
Лейтенант ушел, смеясь, вслед за генералом. Врач с сомнением покачал головой.
— Людей со слабым сердцем нельзя посылать на фронт. Тебя нужно демобилизовать…
Мы окопались в снегу, собираясь провести ночь там на тот случай, если вернется «фокке-вульф». Вдали послышался шум моторов.
— Тяжелые грузовики, — сказал Легионер. — Угнать бы несколько, мы быстро бы оказались дома.
На востоке краснело зарево все еще горевшего Сталинграда. На севере по небу стремительно проносились яркие пятна, раскрашивая его черно-белыми полосами, словно чудовищную зебру.
— Артиллерия, — сказал Хайде.
— Ерунда! — Грегор вызывающе повернулся к нему. — Там никого не осталось, чтобы стрелять из пушек!
Хайде пожал плечами.
— Все-таки это артиллерия. Возможно, стреляют призраки, но если да, у них слишком уж большие орудия… Ладно, хватит спорить, сдавайте карты!
— Лучше бы поспали, — посоветовал проходивший мимо лейтенант.
— Я не могу спать при свете, — сказал Порта и указал большим пальцем на красное зарево.
Лейтенант улыбнулся.
— Что ж, очень жаль, но я не могу погасить для тебя сталинградское пламя…