Генерал СС

— А что еще остается делать? Мы окружены… Кроме того, кончаются боеприпасы, и нас недостаточно, чтобы уничтожить отару овец. — Он задумчиво рассмеялся. — Я командую батальоном, в котором осталось меньше полуроты солдат! А этот маньяк в Берлине все равно вопит, требуя победы…

Майора привязали к дереву и расстреляли. Эйке и его группа двинулись на поиски новых жертв.

Следующим расстреляли гауптмана-сапера: он взорвал свое оборудование, чтобы не оставлять русским, но разрешения не спросил и потому, на взгляд Эйке, был повинен во вредительстве. Он тоже был казнен без суда и умер нераскаявшимся.

Охота продолжалась. Оберст Йенк, командир 9-го пехотного полка, приказал отступать, когда большинство его солдат оказалось перебито. Он был повешен на крыле ветряной мельницы.

Они явились с инспекцией в импровизированный госпиталь и сорвали бинты у двухсот людей, чтобы осмотреть тяжесть их ран. Кое-кто от этого умер. Кое-кто оказался совсем не раненым или с такими ранами, которые Эйке счел несерьезными. Было расстреляно сто девяносто семь человек, включая врачей.

Эсэсовцы неумолимо двигались вперед. Отборный итальянский полк «Савойя» оказался неожиданно богатым охотничьим угодьем: добычей стали шестьдесят восемь офицеров, приказавших грабить немецкие склады, чтобы спасти своих солдат от голода.

Над Сталинградом бушевало горячее дыхание преисподней. Было вполне достаточно противостоять русским и без вмешательства мясника из Дахау. Для многих оно явилось последней каплей: они застрелились, не дожидаясь, когда их застрелит Эйке.

На станции Царица группа увидела толпу исхудавших румынских детей[58] с огромными глазами и тоненькими ножками, просивших у солдат хлеба.

— Уничтожить это отродье! — приказал Эйке.

Эту задачу взяли на себя румынские войска. Они были злобными, неукротимыми, постыдно трусливыми в бою, но сущими зверями перед детьми. Эйке наблюдал, как они ликвидируют соотечественников, потом повесил без разбору половину части по обвинению в трусости перед лицом противника.

Майор-пехотинец вывел свой поредевший батальон под сильным огнем, сохранив жизнь уцелевшим солдатам. При этом он лишился обеих ног и был отправлен самолетом из Гумрака в Германию. Узнав об этом, Эйке сразу же распорядился арестовать майора в Германии и отправить в Торгау, где его через несколько дней расстреляли на носилках.

Католического священника из 44-й дивизии расстреляли за проповедь об Иисусе из Назарета. Как кто-то коварно указал кровожадному Эйке, Иисус был евреем. В приступе антисемитизма Эйке приказал повесить священника за ноги и перерезать ему горло. Он провисел несколько дней, его распятие на красной ленте раскачивалось туда-сюда. Никто не подумал перерезать веревку, и солдаты стали пользоваться трупом как своеобразным указательным знаком. Иди прямо, пока не дойдешь до мертвого священника. Потом первый поворот налево, и выйдешь на нужную дорогу.

После этой вакханалии убийств Эйке вернулся самолетом в Германию и представил фюреру доклад, покинув 6-ю армию в смертельной агонии, в сокрушительных объятьях наступающих советских войск.

8

Бог послал Адольфа Гитлера помочь немецкому народу восстановить порядок в Европе.

Из речи Августа Вильгельма, прусского принца на банкете, устроенном Ассоциацией офицеров

16 июня 1936 г.

За несколько дней до Рождества рядовых Венка и Блатта отправили по метели в Гумрак получить продукты для батальона. В условиях русской зимы норма довольствия на каждого солдата составляла десять граммов хлеба[59], десять граммов джема и четверть литра супа из конских костей.

Пауль Венк был крепко сложенным восемнадцатилетним парнем и, даже пробыв несколько месяцев на русском фронте, сохранял большой вес и неутолимый аппетит. Больше всего он мучился из-за постоянного голода. До недавнего времени он менял полученные сигареты на хлеб, но в Сталинграде такие сделки стали уже невозможны: сигареты исчезли с «черного рынка», а хлеб стал драгоценнее золотого песка.

Оба солдата ждали в Гумраке целый час, пока им не выдали продукты: двести двадцать пять буханок на батальон[60], джем и суп из костей.

— Двести двадцать пять, — сказал Блатт. — Пересчитай их вместе со мной и запомни.

Они уложили драгоценный груз на сани и поехали обратно в батальон. Дорога заняла у них восемь часов. Погода была отвратительной, лошади с выступающими ребрами шатались от голода. К Царице они прибыли на рассвете.

Хлеб солдаты доставили квартирмейстеру, тот потребовал, чтобы они остались, пока он не сосчитает буханки.

— Сколько их?

— Двести двадцать пять, — ответил Блатт.