Генерал террора

Но в своём солдатском сидоре Савинков не только пшено голодным детишкам вёз; в подкладках двойных застиранных рубах — ещё и личные письма Корнилова к возможным союзникам, важнейшие бумаги Добровольческой армии. Создавалась она, конечно, стараниями неукротимого Лавра Георгиевича, но вокруг него, как всегда, поналипло всяческой политической шпаны, в том числе и с красной перхотью. Тоже учатся, проходят школу контрразведки. Можно рисковать своей шкурой, но не всей же агентурной сетью российских столиц. Осторожность, осторожность, наивный бомбометатель! Чаще повторяй: «Теперь не царские времена...» На теле спрятать расстрельные бумаги Савинков не решился — обыскивают в первую очередь на ощупь. Рубахи нарочно шили из самого бросового солдатского белья, насквозь пропахшего махрой; кальсоны хоть и драные, но утеплённые, с заплатами. Носки, портянки запасные, всё, по зимнему времени, толстое. Всё мятое-перемятое.

   — Значит, вдвоём? — напоследок всё-таки попытал юнкера.

   — Вдвоём, — подлаживаясь, так же коротко отвечал тот.

   — Через Воронеж?

   — Ах, Воронеж — не догонишь, и догонишь — не возьмёшь!.. — совсем на пролетарский лад распелся бывший юнкер бывшего такого славного Его Императорского Величества Павловского училища; да, было время, юнкер имел честь сидеть за одним обеденным столом с самим императором, но уставу.

Перед отъездом, напоследок, сидел с Савинковым. Надо было обдумать и предусмотреть все мелочи.

Савинков с удовлетворением осматривал своего попутчика. Скинуть форму, царские вензеля — и с такой охотой, от своих, опять на север! Мало одёжку — и привычки поменять. Да, вид что надо. Тоже полушубок, хотя и тёплый, но такой простецкий, грязно-нагольный, что дальше слесаря не пошлют, а главное — треух, треух, в котором босяка-буревестника какого-нибудь и играть, да и то на провинциальной сцене. А чем Россия — не сцена и Воронеж — не провинция?

Флегонт Клепиков — да, у юнкера подходящее имечко оказалось! — показал и новое техническое изобретение для этой сцены.

   — Рукав видите?

   — Вижу, — кивнул Савинков. — Но я не дама, чтоб брать под ручку...

   — А вы возьмите, возьмите, Борис Викторович.

Савинков церемонно подхватил его под локоток, ничего не понимая.

   — Конечно, чекисты берут погрубее, но всё-таки... — совсем по-пролетарски шмыгнул носом Флегонт Клепиков. — Руки вверх!

Из рукава у него моментально выскочил ствол револьвера и оказался в руке, на пружинистой оттяжке.

   — Резина?

   — Тугая, для гимнастов. Да и не одна. У меня целая система...

   — Блатные?

   — Что делать, Борис Викторович, давно у них учусь. Блатари, сами того не ведая, и подсказали... — Клепиков с удовольствием раскрывал свои секреты. — На здешних толкучках подсмотрел... Приходится толкаться. Должность.

   — Да, должность у вас отменная... — посочувствовал Савинков; контрразведчиков, как и всё официальноштатное, он не любил. — Ну что ж, в путь, — закончил последний смотр, выбрасывая за ненужностью сигары и носовой платок.

Провожать на вокзал никому не разрешил. Более того, велел своему шофёру отвезти в один из пригородов Екатеринодара, ещё не взятого красными, и уж оттуда пешком, с одним Флегонтом Клепиковым, почавкал грязной дорогой к облепленной мешочниками железке.

Ничего, влезли в вагон, поехали.

Но...

Предчувствие, господа-товарищи!

Было время подумать, пока от Екатеринодара пробирались к Воронежу. И чем ближе, тем яснее становилось: прав юнкер. Жди засады... По вагонам бродили внешне неприметные, но достойные белой петли людишки. Время от времени кто-то из соседей намертво пропадал в уборной или в тамбуре, куда выходил стеснительно покурить, — пропадал, да и всё, за свою несмываемую вежливость. Остальные-то дули махру прямо в вагоне. Переживая за несмышлёных соседей, Савинков смолил козью ножку и смачно поплёвывал под ноги. Иногда он слышал запоздалый вскрик под откосом, и тогда рука предательски лезла под полушубок, еле удавалось сдержать её праведный гнев. Но надо было ещё смотреть и за солдатским сидором, и за Клепиковым. Сидор он подмял под себя, а лямку неприметно вздел под левый локоть; правым пришлось удерживать рукав Клепикова: как бы чего не выстрелило! Больно уж нагло вели себя неприметные, но дерзкие людишки. Они явно очищали вагоны от всякой швани-рвани. Савинков несколько раз переходил из вагона в вагон, чтобы не мозолить глаза. Чутьё его не обманывало: шваль выбрасывают, но берегут нечто покрупнее... Савинков с пониманием воспринимал смертные вскрики за окном; земля пока ничейная, в плен, что называется, здесь не берут. А уж Воронеж — под красным флагом, там револьверишком не отобьёшься, да и по-простецки с подножки не скинут...

Чтобы проверить своё ощущение, он одного такого типа, который давно уже отирался в их вагоне и пристально присматривался ко всем входящим-выходящим, явно сличая с зажатыми в лапе фотографиями, прямо спросил:

   — Ищешь? Я вот тоже ищу. Бронштейн тебе не попадался? Клятая работа! На первых порах чуть не споил какой-то Сави... Сами... Савинков! Или контра, или жулик, чёрт его поймёт!..

   — Где? — не выдержал слишком любопытный ловец душ.