Генерал террора

Он приобнял его, тоже с удовлетворением оглядываясь. Умел доктор жить, ничего не скажешь. На это уменье ему, конечно, и раньше подбрасывали, да и теперь, наверно, кое-что, но он не уставал удивляться. Ведь знал его и по заграничным встречам, знал и по приезде в Петроград, бывал не раз в этой путано-запутанной квартирище, заодно и нелегальной больничке, но вот и сейчас в душе похмыкивал: эк живёт человек! Кир Кириллович, — человек исконно ярославский, носивший вот такое имечко, при фамилии Бобровников, — умел устраиваться в своей многотрудной жизни. Дом ему вроде и не принадлежал, а на какой-то чухонке был записан, следовательно, и адресные следы доктора заметал, к тому же скромным своим плечиком лишь немного высовывался на улицу; тулово многоликое и многоногое погружалось в самые настоящие охтинские трущобы, переходящие в заброшенные склады, так что полк там потеряется — не найдёшь. А между тем внутреннее убранство — на все вкусы и лица. Сеть запутанных коридоров и коридорчиков, начиная от скромного, вполне в таком духе, парадного крылечка, — она неприметно тянулась из одной комнаты в другую и заканчивалась такими вот уютными тупиками. Наподобие чуланчика 3. Н., но пошире и побогаче. Не замечалось, что для прислуги, — для своего, так сказать, употребления. Были три кресла, диван, стол, сияющий лаком граммофон, большущий книжный шкаф... Славненькая ловушка... только для кого? Не для старого же конспиратора.

Савинков догадливо хмыкнул:

   — Хэ... помогите-ка, юнкер.

Подошёл к этому осевшему от книг шкафу и плечом подпёр один бок, Флегонт вознамерился в другой... но тяжеленный шкаф без всяких усилий отъехал в сторону, открывая вполне приличную дверь.

   — Видите? — с довольным видом потёр руки Савинков. — Вот так и живут истинные революционеры... Однако шаги? Не будем смущать хозяина нашими изысками.

Шкаф, поставленный на ролики, за какую-то секунду встал на прежнее место, и Савинков успел ещё вытереть руку о край скатерти, налить коньяку, прежде чем явился хозяин.

   — Устроились? Вижу, что прекрасно. А вот и я! Да с чем, смотрите!.. — потряс он обёрнутой в пергамент бутылкой. — Ой, какой матёрый комиссарище!.. Молчу, молчу. Страшно и имя называть, не только что копаться в этом...

   — ...пениксе?

   — Да, в его чёртовом прогнившем пениксе ковыряться!

   — А вы ничего, Кир Кириллович, вы ковыряйтесь... для пользы дела, — дружески поощрил его Савинков. — Руки, они отмоются. Доктору — да не знать!

   — Знаю, Борис Викторович, знаю. Стараюсь. Куда денешься? Везде обыски, везде аресты. Куда порядочному человеку свою бедную головку упрятать?

   — Да разве что в такую вот охтинскую трущобку, — хорошо наевшись, посмеялся Флегонт Клепиков, окидывая взглядом потайной альков.

Неизвестно с чего от такой-то простой и благодушной шутки доктор насторожился и заходил по комнате, потом подошёл к шкафу и поворочал совершенно не нужные ему книги... Савинков думал — заподозрил их невольное открытие. Но нет — достал то, что искал, и даже при закладке. Вот, извольте:

Я знаю: жжёт святой огонь,
Убийца в Божий храм не внидет,
Его затопчет Бледный Конь,
И царь царей возненавидит.

   — Вы вгоняете меня в смущение... своей памятливостью!

   — Ну, не по памяти, как видите. По душе — запомнилось, залегло вот тут, — постучал он пухлым кулаком по груди. — Ведь устаёшь... от всех этих пениксов!.. Ну их к бабам, как только что сказал мой комиссар. Не будем усложнять жизнь, отрежем это... как говорю я своим разнесчастным пациентам... Да, врежем.

Он хорошо, профессионально хлопнул пробкой и только потом спохватился:

   — Ах, бокалы!..

Пришлось пускать первую струю в коньячные рюмки и, конечно, расплескать по скатерти, но уж тут и хозяйский зов:

   — Авдю-ша!

Через секунду — право, как будто стояла за дверью, — и прислужница молодая и складненькая явилась с бокалами на подносе. Она, наверно, с тем и шла, да Кир Кириллович слишком поторопился. Ведь поднос-то собрать надо было. Там оказалось ещё и печенье, и, боже мой, яблоки!

Поставив поднос, прислужница тут же бессловесно и тихо вышла. Кир Кириллович торопливо бокалы наполнил. Но Савинков остановил его:

   — Ого-го, куда вы так торопитесь?..

Они выпили под это «ого-го», и видно было, что юнкер ждал каких-то других речей. Но Кир Кириллович решил, видно, объясниться.