Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания

В положении о Совете государственной обороны для таких случаев междуведомственных работ и предусмотрены соответствующие статьи. В показаниях графа Коковцова, благодаря его словоохотливости, эти следы есть. В томе V следственного производства значится: «Зимой 1906 года, после одного заседания Совета государственной обороны, великий князь Николай Николаевич пригласил меня к себе в кабинет и здесь в очень резкой форме стал упрекать меня, что я урезываю кредиты военному ведомству, ставлю армию и его в очень тяжелое положение, что без денег он не в силах организовать и снабдить армию, а потому и не берет на себя ответственности за оборону страны. В ответ на это я рассказал великому князю о полученном мною донесении генерала Хорвата, о моей полной готовности содействовать военному ведомству и о неразрешении всех вопросов именно со стороны последнего. После этого тон великого князя по отношению ко мне совершенно переменился, он стал просить о моей помощи для назревших военных нужд, и окончание нашей беседы было весьма милостивое со стороны великого князя. Я тогда же просил великого князя доложить государю, что я даже при том тяжелом положении, в котором находились в то время наши финансы, считаю себя обязанным давать кредиты на оборону и в этом отношении с моей стороны отказа не будет».

Как всегда, много наговорил великому князю, председателю совета, что нуждам государственной обороны значение «придавал», а денег не давал.

Донесение же генерала Хорвата заключалось в том, что он просил военное ведомство убрать оставшееся после японской войны имущество на линии Восточно-Китайской железной дороги. Коковцов сам говорит: «Вскоре, однако, я покинул пост министра финансов, и какова была дальнейшая судьба донесения генерала Хорвата и указанного имущества – я не знаю».

Легко написать «допустил», «не подверг разработке», «оставил без пересмотра», «не принял мер» и т. п.

В вопросе о бездействии власти обращает на себя внимание, по-видимому, незначительное обстоятельство, имеющее, однако, немаловажное значение.

Когда присяжные получили от суда вопросные пункты, то после совещания вернулись обратно и просили изменить редакцию пункта первого.

Присутствие в составе присяжных юристов, по всей вероятности, повело к тому, что усмотрена была некоторая юридическая безграмотность.

Нельзя же обвинять человека в бездействии власти, будто бы он это творил, «сознательно допуская, что таковым бездействием» способствует неприятелю, и вместе с тем в обвинительном материале давать указания на широкую деятельность его, до превышения власти включительно.

В этой редакции присяжные не согласились меня обвинить, а осудить тем не менее надо было по настоянию председателя, авторитет которого поддерживался если не убедительностью недоброкачественного следственного материала, которым он жонглировал совместно с г. обер-прокурором, то присутствием нескольких десятков штыков.

Не лишено интереса и то, что кроме присяжных заседателей были и свободные заседатели, вся та многочисленная публика, которая не скрывала весьма определенно своих симпатий к защите, а не к предвзятому обвинению, явно проглядывавшему на каждом шагу. Это особенно резко выразилось в дружных рукоплесканиях после речи защитника Казаринова, не оставившей живого места от чудовищного обвинения. Но штыки оказались выше совести и рассудка.

По пункту второму я оказываюсь виноватым «в том, что, состоя в должности военного министра, 14 декабря 1914 года, в составленном бывшему императору объяснении по содержанию замечаний бывшего императора, на отчете генерал-инспектора артиллерии о допущенной медлительности умышленно, исходя из личных интересов, скрыл одну из причин, обусловливавших такую медлительность: “Сделанное им, министром Сухомлиновым, 17 августа 1913 года распоряжение о предварительном, до заказа пушек системы Шнейдера, испытании лафета системы Депора, вследствие чего и произошло замедление в сдаче заказа, затянувшееся до конца сентября 1915 года”».

* * *

Происхождение этого обвинения может служить примером тех приемов, к которым прибегал великий князь Сергей Михайлович, когда вопрос касался какого-либо заказа Шнейдера-Крезо.

Дело в том, что в Красносельском лагерном сборе, где происходили блестящие маневры гвардии, наша конница не знала препятствий; преодолевая их, они проходили по такой местности, которая для конной артиллерии бывала иногда непроходима, и она отставала от гусар, улан и других полков.

В развитии спорта среди офицеров нашей конницы принимали также живое участие и конно-артиллеристы, корпоративное самолюбие которых страдало от того, что они, имея те же пушки, что и пешие батареи, слишком тяжелые, вследствие этого не поспевали в некоторых случаях за кавалерией. Поэтому возникла мысль получить и более легкое орудие, что имело значение лишь чисто маневренное, к боевой стрельбе никакого отношения не имеющее.