Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания

В поведении великого князя он видел только выставление напоказ неуместного высокомерия. То же самое рассказывал мне и командир корпуса, когда я к нему явился, о недовольстве и резкости великого князя, которых он так же, как и Драгомиров, не разделял. По рассказу Винберга, дело до смотра не дошло: после двух-трех движений великий князь пришел в такое раздражительное состояние, что прогнал с поля дивизию вместе с ее начальником.

* * *

Русская конница в то время находилась в переходном состоянии: вводились новые приемы подготовки и воспитания всадника и его коня, и великий князь, со свойственной ему энергией, взял это дело в свои руки. Должен отдать ему полную справедливость: в деле образования нашей конницы он сделал очень много. Великий князь своей сильной личной инициативой разбудил русскую конницу: из казарменной спячки он ее вывел в поле для выработки боеспособных конных частей. Кавалерийские уставы согласованы с современным развитием тактики, и «Наставление для ведения занятий в кавалерии» выработано было именно в духе этих требований.

Если бы он питал больше уважения и любви к русскому кавалеристу, он бы достиг большего. Но он относился жестоко и к коню, и к всаднику и настолько не умел сдерживаться, что даже на смотрах бил по голове тяжелой рукояткой хлыста дивно выезженного кровного коня.

Резкий переход к новым требованиям, естественно, не мог пройти без ущерба конскому материалу, но винить в этом исключительно нового генерал-инспектора кавалерии было несправедливо – он энергично взялся за дело, которое отлагательств не терпело.

Раз нашей кавалерии могла быть поставлена задача вторжения масс конницы на западном фронте в Пруссию, то к русскому конскому материалу необходимо было предъявить совершенно исключительные требования.

Правда, с немного большим толком и пониманием по отношению к коню и всаднику можно было бы с меньшими жертвами достичь гораздо большего.

* * *

Как только я устроился в Харькове, я отправился для осмотра частей дивизии прежде всего в Сумы, где стоял подчиненный мне драгунский полк. Там находился и штаб бригадного командира, генерала Баумгартена, ставившего уездный город Сумы выше многих губернских.

Город Сумы произвел на меня впечатление, не имеющее ничего общего с нашими уездными захолустьями. Прекрасные мостовые, тротуары, скверы, сады, исключительная чистота везде убедительно свидетельствовали о том, что и в России маленькие города в культурном отношении могут не уступать таковым же за границей. Много прекрасных домов, роскошных магазинов и чудный собор стильной архитектуры, украшенный бронзовыми изваяниями, выполненными лучшими скульпторами в Италии.

Несколько таких миллионеров-сахарозаводчиков, как Харитоненко, Суханов и другие, выстроили себе настоящие дворцы, а городу кто – собор, кто – больницу, приют, богадельню и т. п. из соревнования.

Рекорд в этом благотворительно-культурном состязании побил Харитоненко. Когда я был у него с визитом и благодарил за всякое содействие по удовлетворению полковых потребностей, он мне сообщил, что очень сожалеет о своем неудавшемся проекте образования кадетского корпуса в Сумах.

Дело заключалось в том, что он предлагал военному ведомству принести в дар большой участок земли на живописном берегу Псела, на окраине города, и выстроить на нем здание, отвечающее последнему слову требований для учебного заведения. Жертвовал он, кроме того, и полмиллиона рублей на это дело, со своей стороны прося лишь, чтобы известный процент учащихся предоставлен был детьми не дворянского происхождения.

Генерал Куропаткин на это последнее условие не согласился, и вопрос этот остался нерешенным. Зимой мне предстояла поездка в Петербург в одну из бесконечных комиссий, и я взялся уговорить Куропаткина не упрямиться.

Для семейных офицеров 10-го армейского корпуса такое военно-учебное заведение, почти в центре его квартирования, было истинным благодеянием, и мне не стоило особенного труда уговорить Алексея Николаевича Куропаткина.

Город Сумы, таким образом, обогатился крупным учебным заведением и украсился еще одним грандиозным зданием, по внутреннему своему устройству являющимся последним словом в учебно-гигиеническом отношении.

Заштатный городок Чугуев, в котором стояли гусарский полк и обе конные батареи, входившие в состав дивизии, не заслуживал даже названия уездного города.

Бывший штаб поселения аракчеевских времен в город превратиться не смог. От него сохранилось лишь большое здание в несколько этажей, предоставленное юнкерскому училищу, и затем каменная церковь, манеж, несколько домов и ряд каменных же домиков однообразной постройки для поселенческих семейств.

Если к этому прибавить гостиный двор, каменной постройки в несколько арок, с двумя-тремя магазинами, то это и составит весь город Чугуев, находящийся в четырех верстах от железнодорожной станции.

Рядом с юнкерским училищем сохранился небольшой каменный домик в четыре комнаты, под названием «дворец». В нем, по преданию, останавливались царствующие особы, приезжавшие на смотры.