Генерал в своём лабиринте

Слова о том, что ему, не зная заранее о его приезде, устроили столь пышный прием, несколько ухудшили настроение генерала, и Хосе Паласиос употребил все свое искусство примирителя, чтобы тот решил сойти на берег. Заразительная атмосфера праздника подняла дух генерала. Не без основания он похвалил вкус хозяев дома и кротость юных дочерей, застенчивых и услужливых, которые помогали за праздничным столом, незаметно обходя сидящих, как это делалось в старину. Особенно он похвалил чистоту и великолепие посуды из тонкого серебра с выгравированным на ней гербом какой-то семьи, разоренной роковыми новыми временами, но ел из своей обычной тарелки.

Единственный, кто вызвал его досаду, был некий француз, которому покровительствовал Кампильо и который сидел на этом обеде, мучимый ненасытной жаждой демонстрировать перед такими высокими гостями свои универсальные познания о тайнах и этой, и другой жизни. Он потерял все, что у него было, во время кораблекрушения и около года назад занял половину дома Кампильо вместе со свитой своих помощников и слуг, в ожидании некоей помощи, которая должна была прийти из Нового Орлеана. Хосе Паласиос знал, что его звали Дьокль Атлантик, но так и не смог установить, какой наукой тот занимался и какова была цель его приезда в Новую Гранаду. Если его раздеть и дать в руки трезубец, то он очень походил бы на Нептуна, в городке же за ним упрочилась слава грубияна и неряхи. Однако обед в присутствии генерала взволновал француза до такой степени, что он явился к столу чисто вымытый, с подстриженными ногтями, в эту майскую духоту одетый будто для светского обеда в весеннем Париже - в синий сюртук с золочеными пуговицами и полосатые брюки времен Директории.

После первых же приветствий француз разразился многословной речью на чистом испанском. Он рассказал, что его одноклассник, с которым они учились в начальной школе в Гренобле, недавно, после четырнадцати лет изучения, не зная ни сна, ни отдыха, расшифровал египетские иероглифы. Что маис был впервые открыт не в Мексике, а в одном из районов Месопотамии, где были найдены окаменелые зерна еще до того, как Колумб открыл Антильские острова. Что ассирийцы получили неопровержимые доказательства влияния небесных светил на болезни человека. Что вопреки тому, что пишет недавно вышедшая энциклопедия, у греков кошки появились только за четыре столетия до Рождества Христова. Он без перерыва разглагольствовал на эти и прочие темы и делал коротенькие паузы только для того, чтобы пожаловаться на недостатки креольской кухни.

Генерал, который сидел напротив него, удостаивал его вниманием ровно настолько, насколько требовала вежливость, и не поднимал глаз от тарелки, хотя больше делал вид, что ест, чем ел на самом деле. Француз попытался сначала говорить с ним на своем родном языке, и генерал из учтивости ему ответил, но тут же перешел на испанский. Терпение генерала в тот день сильно удивило Хосе Лауренсио Сильву, который знал, как его выводит из себя всезнайство европейцев.

Француз громко обращался и к другим приглашенным, даже к тем, кто сидел совсем далеко от него, однако невооруженным глазом видно было, что его интересует только генерал. Вдруг, перескочив, как говорится, с пятого на десятое, он напрямик спросил генерала, каково будет окончательное государственное устройство в новых республиках. Не поднимая глаз от тарелки, генерал ответил вопросом на вопрос:

- А вы как думаете?

- Думаю, что пример Бонапарта хорош не только для нас, но и для всего мира, - ответил француз.

- Не сомневаюсь, что вы думаете именно так, - сказал генерал, не скрывая иронии. - Европейцы полагают, что любое изобретение Европы годится для всего мира, а все прочее ерунда.

- Я всегда считал ваше превосходительство сторонником монархического устройства, - сказал француз.

Генерал впервые поднял глаза от тарелки.

- Можете больше так не считать, - сказал он. - Мое войско никогда не марало себя войной за корону. - Он указал на своих адъютантов и закончил: Я держу при себе Итурбиде, чтобы он всегда напоминал мне об этом.

- Кстати, - сказал француз, - декларация, которую вы опубликовали после расстрела императора Мексики, произвела большое впечатление на европейских монархистов.

- Я не изменил бы ни одной буквы из того, что написал тогда, - сказал генерал. - Меня восхищает, когда обыкновенный человек, подобный Итурбиде, совершает необыкновенные поступки, но храни меня Бог от его судьбы; Бог сохранил меня от его карьеры, но я знаю, что Он никогда не оградит меня от людской неблагодарности.

Генерал тут же постарался сгладить свою резкость и объяснил, что мысль установить монархический режим в новых республиках принадлежала генералу Хосе Антонио Паэсу. Идея распространилась, поддержанная разного рода сомнительными соображениями, и даже он сам одно время подумывал о монархизме, скрытом под покровом пожизненного президентства, но это был безнадежный способ объединения Америки. И скоро он понял, что монархизм противоречит его замыслам.