Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным

В лагере Ландсхут Меандров дважды пытался покончить с собой. Первый раз он с помощью стеклянных осколков глубоко разрезал себе горло. Его перевязали и спасли от потери крови. Второй раз он попытался еще раз взрезать едва зажившую рану, но стража ему воспрепятствовала, и после этого он был выдан.

Доклад генерала Григоренко

Самым принципиально твердо настроенным и наиболее непоколебимым из всех был генерал Трухин. Он объявлял о том, что не признает советскую власть и мужественно, храбро и логично повторял свои убеждения. Оценка генералом Петром Григоренко дополняет описание характера Трухина. Мы берем ее из книги генерала Григоренко «В подполье можно встретить только крыс».

В мемориальной литературе бывших советских военачальников нельзя не отметить этой книги, которая была издана в свободном мире. Автор ее правозащитник и диссидент. В Советском Союзе он пережил много горького. Он был помещен в психиатрическую клинику, где его насильно лечили медикаментами. Невзирая на эти пытки, Григоренко, после своей высылки из Советского Союза в 70-е годы, имел мужество продолжать борьбу с ненавидимым им советским режимом, в качестве писателя и журналиста. В своих воспоминаниях он приводит особо ценные и потрясающие свидетельские показания о подготовке показательного процесса, который должен был быть организован против Власова и его ближайших сотрудников.

В своей книге Григоренко сообщает о разговоре в 1959 году с одним из своих старых друзей, чье имя он по понятным соображениям не упоминает:

«Разговор коснулся власовцев. Я сказал:

— У меня там довольно близкие люди были.

— Кто? — поинтересовался он.

— Трухин Федор Иванович, мой руководитель группы в академии Генерального штаба.

— Трухин?! — даже с места вскочил мой собеседник. — Ну, так твоего воспитателя в последнюю дорогу провожал.

— Как это?

— А вот так. Ты же помнишь, очевидно, что когда захватили Власова, в печати было сообщение, что руководители РОА предстанут перед открытым судом. К открытому суду и готовились, но поведение власовцев все испортило. Они отказались признать себя виновными в измене Родине. Все они — главные руководители движения — заявили, что боролись против сталинского террористического режима. Хотели освободить свой народ от этого режима. И потому они не изменники, а российские патриоты. Их подвергли пыткам, но ничего не добились. Тогда придумали «подсадить» к каждому их приятелей по прежней жизни. Каждый из нас, подсаженных, не скрывал, для чего он подсажен. Я был подсажен не к Трухину. У него был другой, в прошлом очень близкий его друг. Я «работал» с моим бывшим приятелем. Нам всем «подсаженным» была предоставлена относительная свобода. Камера Трухина была недалеко от той, где «работал» я, поэтому я частенько заходил туда и довольно много говорил с Федором Ивановичем. Перед нами была поставлена только одна задача — уговорить Власова и его соратников признать свою вину в измене Родине и ничего не говорить против Сталина. За такое поведение было обещано сохранить жизнь.

Кое-кто колебался, но в большинстве, в том числе Власов и Трухин, твердо стояли на неизменной позиции: «Изменником не был и признаваться в измене не буду. Сталина ненавижу. Считаю его тираном и скажу об этом на суде». Не помогли наши обещания жизненных благ. Не помогли и наши устрашающие рассказы. Мы говорили, что если они не согласятся, то судить их не будут, а запытают до смерти. Власов на эти угрозы сказал: «Я знаю. И мне страшно. Но еще страшнее оклеветать себя. А муки наши даром не пропадут. Придет время, и народ добрым словом нас помянет». Трухин повторил то же самое.

— И открытого суда не получилось, — завершил свой рассказ мой собеседник. — Я слышал, что их долго пытали и полумертвых повесили. Как повесили, то я даже тебе об этом не скажу…

И я невольно подумал: «Прости, Федор Иванович».

Но это был уже 1959 год. Я уже многое успел передумать о власовском движении. Начал я думать о нем как только узнал. Сначала не поверил. Подумал: немецкая провокация. Лично с Власовым я знаком не был, но знал его хорошо. Запомнился 1940 год. Буквально дня не было, чтобы «Красная звезда» не писала о 99-й дивизии, которой командовал Власов. У него была образцово поставлена стрелковая подготовка. К нему ездили за опытом мастера стрелкового дела. Я разговаривал с этими людьми, и они рассказывали чудеса.

Вторично я услышал о Власове в ноябре 1941 года, когда его 20-я армия отвоевывала занятый немцами подмосковный Солнечногорск. Снова о нем говорили как о выдающемся военачальнике. Такие же отзывы приходили о нем и из-под Ленинграда, когда во главе 2-й ударной армии он начал наступление в лесисто-болотистой местности, нанося удар во фланг и тыл немецкой группировке, осадившей Ленинград.