Ох, не зря брат Иван так верил им и в них, поднимая в восемнадцатом году восстание против большевиков, и не зря Кузьма и Георгий прятали его столько лет… Иван метался по Белореченску, а он, Федор, сидел в это время конторщиком на Виндавской железной дороге. Что мешало ему уйти от мобилизации в те же леса? Вера в тот самый народ? Да, двадцатидвухлетнему костромскому дворянину легко уверовать в народ, в то, что свершаемое свершается ради него… Сколько их поверило и пропало. На мгновенье снова мелькнул Кока Барыков с его словами о том, что здесь, в провинции, мы не комиссары в кожаных куртках с наганами, как в столицах, а братья Мооры в плащах… О, будь проклят юношеский максимализм, высокие дворянские идеалы!
– Ну призна́ем, призна́ем, что мы виноваты, – снова закипятился Егоров. – И это неизбежно будет означать, что раз виноваты, то надо вину свою искупать! Как только?
– Новую Россию строить.
– Вы хотите сказать – восстанавливать старую? Да позвольте, все под корень выкорчевано, и крестьянин не тот…
А за окнами заливались последние птицы, тянуло хмелем с крошечных пивных заводиков, во множестве разбросанных по округе, и все это еще острее подчеркивало тоску и нежелание больше участвовать в нелепом спектакле под названием жизнь. Чтобы продолжить участие, надо было сделать какой-то шаг, совершить некий поступок, который перечеркнет все былое, все заблуждения, ошибки и неудачи, нужен катарсис, а лучше – крестный путь, Голгофа. Но та Голгофа, что принесет его родине хоть крупицу пользы…
И тогда Трухин поднялся и своим неторопливым, широким, почти ленивым шагом подошел к окну. Закатное солнце делало предметы неестественно четкими, почти обведенными черными контурами.
– Знаете, господа, – он произнес это «господа» не нарочно, скорей по давней неизжитой привычке, – я вам вот что скажу. Если человек замурован в могильном склепе и начинает задыхаться от недостатка кислорода, то, услышав, что кто-то ломает стенку склепа, он бросится к дыре, чтобы вдохнуть свежего воздуха, не спрашивая, кто именно сломал стену, благородные спасатели или же грабители могил.
«Трухин Федор Иванович, 1896 года, беспартийный.
Уроженец гор. Костромы Ярославской области, русский, служащий.
Образование: Начальная школа, гимназия и 2 курса юридического факультета Моск. Университета, военное – школа прапорщиков в 1916 г., Академия Генштаба в 1938 г., Академия им. Фрунзе в 1925 г. В старой армии служил 2 года – прапорщик. Участник гражданской войны с 1919 по 1921 гг. Награжден Орденом „Красное знамя“ и юбилейной медалью „XX лет РККА“
В Красной Армии с 1919 г., в должностях:
Командир отделения – 11.1918–11.1919
Командир роты – 11.1919–7.1920
Командир батальона – 7.1920–10.1920
Командир полка – 10.1920–1.1921
Командир батальона – 1.1921–8.1921
Командир роты – 8.1921–9.1922
Слушатель военной академии – 9.1922–8.1925
Нач. штаба и вр. ком. полка – 8.1925–9.1926
Нач. штаба дивизии – 9.1926–1.1931
Нач. штаба корпуса – 1.1931–2.1932
Преподаватель и нач. кафедры Ак. им. Фрунзе – 2.1932–10.1936
Слушатель Академии Генштаба – 10.1936–10.1937
Ст. преподаватель Академии Генштаба – 10.1937 – 8.1940
Зам. нач. отд. УБП РККА – 8.1940–1.1941
Зам. нач. штаба округа – 1.1941–1941
Нач. оперотдела штаба фронта – 1941–6.1941
Зам. нач. штаба фронта – 1941–6.1941»
13 июля 1941 года
Место, где оказалась Стази, действительно было курортом, больше того – русской Швейцарией, как его называли, между прочим, даже в послереволюционных путеводителях.