Генералиссимус

Вступление СССР в войну с Японией повергло в крайнее уныние и растерянность ее правящие круги. Именно поэтому японское руководство утром 9 августа приняло принципиальное решение о необходимости капитуляции. Премьер-министр Японии адмирал Судзуки на экстренном заседании Высшего совета по руководству войной откровенно заявил: "Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны". О потере всякой надежды на победу в войне заявил на этом же заседании и министр иностранных дел Того: "Война становится все более безнадежной. Настоящая ситуация настолько критическая, что исключает всякую надежду на победу, и поэтому мы должны немедленно принять Потсдамские условия..."

Применение атомного оружия не вызывалось военной необходимостью, поскольку поражение Японии, по существу, было предрешено разгромом фашистской Германии и предстоящим вступлением в войну против Японии Советского Союза, о котором американское руководство хорошо знало. Если же принимать всерьез утверждения американской буржуазной историографии, что к началу августа 1945 г. "Япония фактически была уже разбита" и американцам оставалось только "устроить церемонию подписания капитуляции", то в таком случае атомная бомбардировка тем более не являлась необходимой.

Но тогда зачем сбрасывались атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки? Во имя чего сгорели в атомном пламени или подверглись мучительным страданиям от ранений, ожогов, радиоактивного облучения около 500 тыс. мирных жителей? И если атомная бомбардировка не вызывалась военной необходимостью, то объяснение следует искать в политике США. Как справедливо заметили японские историки, "использование атомной бомбы было для Соединенных Штатов скорее не последним военным действием во второй мировой войне, а первым серьезным сражением в "холодной войне", которую они ведут против России". Это был не только удар по Японии, но главным образом шантаж против СССР.

Итак, Сталин приказал начать боевые действия против Японии 8 августа 1945 года.

В то утро Василевский находился в штабе 1-го Дальневосточного фронта. Все было готово к наступлению, но вдруг дала себя знать дальневосточная природа - разразился мощный ливень.

- Дождались! - с досадой сплюнул Мерецков. Василевский тоже загрустил:

- Теперь уже поздно говорить об этом.

- Да я и не говорю. В первый раз, что ли, погода подводит.

- Пойду докладывать Верховному, - сказал Василевский. Разговор со Сталиным не получился, вернее, его пришлось

перенести на пару часов. Взявший трубку Поскребышев доло жил, что Сталин просил перезвонить через некоторое время. Когда через два часа он все же связался с Верховным, тот очень спокойно выслушал его доклад, и когда Василевский сказал о грозе, Сталин даже пошутил:

- Гроза начинается для самураев!

- Я имею в виду настоящую грозу, - уточнил Василевский. - Погода портится с каждым часом.

- И я настоящую, товарищ Василевский. Разве наши армии: красноармейцы, летчики, танкисты, артиллеристы, моряки - не гроза для японцев? Красная Армия как гроза, неожиданно, сокрушительно обрушится на Квантунскую армию. Ее прорыв будет скоротечным и очистительным ливнем, сметет с лица земли последнюю военную заразу...

Действительность оправдала пророчество Верховного. Разверзлись хляби небесные. Гремели раскаты грома, которые можно было принять за начавшуюся артподготовку. Дождь не просто шел, а лил как из ведра. С вершин сопок в долины ринулись потоки воды, размывая последние дороги, наполняя любую впадину, поднимая уровень воды в реках, ручьях, озерах.

В половине первого ночи Мерецков решил:

- Думаю начинать атаку без артподготовки прямо в ливень. В этом и будет новая "изюминка".

- С Богом! ~ благословил Василевский, и спокойствие охватило его. Доклады ко мне через каждые два часа. Только события первостепенной важности немедленно! Я пойду отдохну.

Он уже привык к победам. Привыкли к ним и его подчиненные, прибывшие с совете ко-германского фронта. Никто из них - от рядового до командующего не сомневался не только в окончательной, но и в скорой победе. Однако, чтобы наступление сразу пошло подобными темпами, такое вряд ли кто мог предположить. Официально до подписания акта о капитуляции кампания длилась двадцать четыре дня, но на практике все было кончено в десять дней, максимум в две недели.