Генералиссимус Суворов

Андрюша Горчаков готов был провалиться сквозь землю.

Но Павел, казалось, не слыхал и не видал ничего.

Когда же офицеры, проходя мимо царя, стали салютовать эспонтонами, припрыгивая и покачиваясь на тихом шагу, Суворов схватился за живот и беззвучно засмеялся.

Потом, опомнившись, он махнул рукой и быстрыми шагами пошел через площадь по направлению к недостроенной церкви Исаакия Далматского.

Народ, глазевший на вахтпарад, почтительно расступался перед Суворовым.

– Объясните же мне, сударь, почему граф уехал? - строго спросил Павел у бледного от страха Андрюши Горчакова, когда они вошли в кабинет.

– Дядюшка нездоров.

Павел отдувался и пыхтел - верный признак того, что был сильно зол.

– Я все время намекал ему, чтобы он попросился в службу, а он знай рассказывает о штурме Измаила. Рассказывал больше получаса. Я не перебивал. Чуть он остановится, я снова намекаю ему. Глядь, а мы уже после Измаила очутились в Праге. Так до вахтпарада дотянул, а тут убежал. Что это такое? Извольте, сударь, ехать к вашему дяде и спросить у него самого объяснение. И тотчас же привезите мне ответ. До тех пор я и за стол не сяду!

– Слушаюсь, ваше величество!

Горчаков повернулся налево кругом и с радостью выскочил из кабинета.

Сбегая по лестнице, он посмотрел на часы: мать пресвятая богородица! Начало двенадцатого, а в час государь уже садится за стол.

– Ильюшка, гони вовсю к Хвостовым! - крикнул он ямщику, прыгая в сани.

…У Хвостовых стояла тишина. Груша и Димитрий Иванович ходили на цыпочках, словно в доме был тяжело больной.

Александр Васильевич, вернувшись с вахтпарада, так и объявил племяннице и ее мужу, что он не мог дождаться конца этой прусской комедии и ушел.

– Воображают: сим победит заяц Александра Македонского!

Хвостовы пришли в ужас.

– Дядюшка, что вы сделали? - всплеснула руками Груша.

– Да государь… Да он… - заикнулся от волнения Хвостов. - Ежели у солдата на вахтпараде пуговица от штиблета отлетит, так командира полка тотчас же гонят на гауптвахту, а солдата сквозь строй, а тут…

– Меня пугать нечего: я, брат, стреляный. Я десять раз ранен. Из них семь раз при дворе! Прошка, сымай! Он сбросил мундир, сапоги и лег на диван. В таком виде и настроении застал его Андрюша.

– Дядюшка, государь очень недоволен…

– А я, думаешь, доволен?

– Государь гневается. Говорит, что хотел, чтобы вы попросились снова на службу.

– Вступить в службу могу. Но только пусть вернет мне всю мою былую власть: награждать, увольнять, отпускать в отпуск, производить в чины до полковника. Инспектором я был еще генерал-майором. Пятиться назад не желаю. Лучше поеду в деревню с ребятами играть в бабки. Больше пользы!

– Я не могу, дядюшка, передать, что вы говорите!…

– Передавай что хочешь, а я от своего не отступлюсь!

И Александр Васильевич отвернулся к стене, показывая, что разговор окончен.

Горчаков вышел удрученный.

– Что же делать?

– Скажи, что дядя с радостью готов служить… Был смущен присутствием его императорского величества, - советовал шурин Хвостов.

– Андрюшенька, скажи, что дядя заболел, плохо себя почувствовал. Не помнит, что говорил, - подсказывала сестра Груша.

Горчаков поскорее поехал назад.

– Ну что, сударь? - встретил его Павел.

– Дядя весьма смущен придворной обстановкой. Он никогда не чувствовал себя хорошо при дворе, - дипломатически ввернул Андрюша, намекая на прежний екатерининский двор.

– Это верно, - согласился император.

– Граф с радостью готов служить.

– А почему ушел с вахтпарада?

– Заболел. Простите, ваше величество, у дяди с желудком плохо. Стар уж - семьдесят лет, - прибавил дядюшке три года Андрюша - не знал, за что зацепиться, бедный посол.

– Да, да, не молоденький! Но смотрите, сударь, вы мне будете отвечать, ежели ваш дядя не образумится!

VII

Дядюшка не очень хотел образумливаться - жил в столице третью неделю, а все держал себя наперекор царю. Каждый шаг Суворова был вызовом царю, издевательством над новыми воинскими порядками Павла I.

Павел неоднократно приглашал Суворова к себе на обед и вахтпарады, и всякий раз не обходилось без того, чтобы Суворов не чудил.

Когда после первого памятного вахтпарада Суворов, приглашенный на обед к царю, входил во дворец, караульный офицер, увидев его, вскочил и закричал: "Вон!"

(Это были новые командные слова, обозначавшие: в ружье! Караульный офицер вызывал караул для приветствования входившего.) Суворов повернулся и побежал вон из дворца. Он прошел всю площадь до гостиницы Демута и вернулся назад.

Повторилось опять то же самое.

Суворов уехал домой.

Царь прислал Горчакова узнать, что случилось, почему Суворов не приехал к обеду (хотя все во дворце в мгновение ока узнали об этой выходке). Александр Васильевич сказал, что он-де приезжал, но его выгнали вон.

В другой раз, когда Александр Васильевич уезжал из Зимнего, ему подали царскую карету. Суворов был одет по уставу: шпага висела, как полагается, сзади, между фалдами мундира, наискосок.