Как ни старался Петр Иванович скрыть от посторонних петушиную сторону своего характера, а она все-таки лезла наружу и в молодцеватой походке, и в резких поворотах головы, и в каких-то новых нотках его довольно высокого голоса. Заставший его утром в кухне отработавший смену сосед был немного удивлен этой необычной его оживленностью, но, учуяв своим красивым носом исходящий от Петра Ивановича легкий аромат алкоголя, отнес его за счет еще непрошедшего действия. Однако немного удивился, зная, что Петр Иванович не злоупотреблял до такой степени спиртным, чтобы выпивать в одиночестве. Имея склонность к дедукции, Гуммозов предположил наличие какой-нибудь неизвестной ему дамы. Эта мысль неприятно встревожила Гуммозова: что если этот старый козел, ошибся в определении Геннадий Никитич, на старости лет решил начать новую жизнь с неизвестной подругой? Еще неизвестно, какая подруга, подумал Гуммозов, подумал, что может оказаться такая, что начнет в квартире новые порядки заводить — бабы такой народ, палец в рот не клади. Станет тапочки перед дверью выкладывать, когда для него переобувание целое дело, запретит на кухне курить, сапоги чистить придется на лестничной площадке, чтоб не вонять гуталином в коридоре, еще мало ли чего. Конечно, свет тогда можно было бы снова рассчитывать на троих, но эта выгода не окупала тех неудобств, которые пришлось бы в этом случае терпеть. Все-таки двое пожилых мужчин могут лучше между собой договориться, справедливо рассуждал Гуммозов, и хотя он не представлял, как такую свадьбу он мог бы расстроить, все же думал, что надо бы выведать насчет возможных брачных намерений соседа, чтобы быть, как говорится, во всеоружии. Однако он был слишком дипломатичен, чтобы задавать прямые вопросы, зная, что сам на такой вопрос он бы никогда не ответил. Пока просто принял к сведению запах и возбужденность Петра Ивановича и ушел в свою комнату. Повесил на плечики гимнастерку, снял галифе, сев на койку, отстегнул тяжелый протез. Без ноги задумался о положительных и отрицательных вещах.
Доехав на троллейбусе до Семнадцатой линии Васильевского, Петр Иванович направился по бульвару в сторону Малого проспекта. Пошел моложавой, франтоватой такой походкой (может быть, у птиц применительно к их размеру век дольше?) и победительно поглядывал по сторонам, как будто вокруг навстречу и параллельно попадались не женщины, а куры. Да нет, не возникало пока у Петра Ивановича игривых на эту тему мыслей, однако сам он уже отметил, что при таком маленьком опыте, а уже работают у него петушиные рефлексы.
«Это, наверное, не рефлекс, а инстинкт», — поправил самого себя Петр Иванович, однако ж, до петушиности в Петре Ивановиче этот инстинкт уже несколько лет не пробуждался.
«Что ж, время идет, — со вздохом подумал Петр Иванович, — а я еще не так стар, даром что пенсионер».
Вообще, Петр Иванович не праздно приехал на Васильевский остров: здесь по старой памяти, поскольку он на Васильевском еще недавно работал, он знал о существовании зоологического магазина, где теперь рассчитывал приобрести корм и, возможно, какие-то материалы по уходу за петухами. Вдоволь насмотревшись на экзотических попугайчиков, рыбок, домашних ящериц и хомячков, полистав отдельные разложенные на прилавке брошюрки, Петр Иванович убедился, что ни жизненно необходимого корма, ни нужного пособия по куроводству он здесь не найдет. На всякий случай спросил, однако, у полнотелой и на вид соблазнительной дамы в черном, блестящем поверх одежды халате, в каком бы магазине ему подобную литературу приобрести. Даму не удивил интерес Петра Ивановича к куроводству, видимо, он был не первым пенсионером, спрашивающим об этих особенностях. Она сказала ему, что по таким вопросам ему надо ехать в Дом книги на Невском и поискать в соответствующем отделе, а насчет такого простого корма, наверное, — в любом продовольственном магазине, если, конечно, куры удовлетворяются одним только пшеном, но вообще она не уверена, и товарищу лучше поспрашивать соседей по даче — уж кто-нибудь из них наверняка знает. Насчет дачи Петр Иванович промолчал, чтоб не вдаваться в подробности, вежливо поблагодарил и со вздохом расстался с продавщицей. Опять засомневался, рефлекс это у него или просто инстинкт, но подумал, что это не имеет значения, если такие мысли все равно приходят в голову.
«Да, вот с такой бы и на курорт съездить, — мечтательно представил Петр Иванович, — не обязательно с этой. Эта, может быть, и замужем, хотя кольца не видно. Вообще неплохо бы. А то могло бы быть, — Петр Иванович попытался было одернуть себя, но вдруг подумал: — Да что ж там, жизнь идет, простила бы Антоша», — так он при жизни называл покойницу-жену.
Тут Петру Ивановичу пришло в голову, что серьезными обязательствами ему связывать себя никак нельзя, и не из какого-нибудь донжуанства, а потому что, как ему с его странностями сожительствовать в одной комнате с женщиной? Ведь это не каждая стерпит.