Генеральная проверка

Войдя во дворик, вымощенный каменной плиткой, и услышав звук собственных шагов, Панов на мгновение испытал такое чувство, будто кто-то идет за ним по пятам. На самом деле за ним никто не шел — это раздавались его собственные шаги. Он пожалел о своей неосмотрительности — не следовало подбивать ботинки стальными подковками. Он не раз собирался сорвать их, но все как-то руки не доходили. И вот теперь это громыхание по плиткам! Он перекинул почтовую сумку на другое плечо, как это делали его знакомые почтальоны, и негромко постучал в дверь. Ему открыла Настя, лаборантка, — как всегда, в белом халате.

— Почта! — сказал Панов громко, даже громче, чем было нужно. — На этот раз для вас заказное письмо!

— Вот как! Входите, пожалуйста, я сейчас распишусь!

«Почтальон» быстро проскользнул в прихожую, а оттуда — в комнату, где должно было проходить заседание. Почти все члены ЦК уже прибыли. Ждали лишь Коларова и Димитрова. «Почтальон», обеспокоенный, быстро вышел из лаборатории. Он снова закинул за плечо сумку и принялся обходить квартал, чтобы издали заметить и привести к дому опаздывающих.

Коларов и Димитров прибыли вовремя, оба одетые в военную форму. Они разминулись с «почтальоном», но это не помешало им быстро найти лабораторию. Произошла лишь небольшая неприятность — дверь открыли не сразу. Димитров, темпераментный по натуре, начал сильно стучать в нее. Перепуганная Настя быстро впустила их в дом и серьезно сказала ему:

— Спокойнее, Георгий! Еще, чего доброго, разбудишь полицейского начальника в доме напротив!

— Тем хуже для него, пусть не ложится с курами!

— А может, это и к лучшему, что ложится, — проговорил Коларов.

Их ждали с нетерпением. Здесь собрались Тодор Луканов, Антон Иванов, Никола Пенев, Гаврил Генов, Иван Пашов, Тодор Атанасов, Иван Генчев, Петр Георгиев из газеты «Работнически вестник» и представитель молодежной организации. Отсутствовал тяжело больной Тодор Петров. Из-за болезни не смог прийти и Димитр Благоев, а Тину Киркову не сумели предупредить о заседании. В таком составе Центральный Комитет и начал свою работу. Первым взял слово Коларов.

— Товарищи, — начал он, — учитывая, что из-за комендантского часа у нас мало времени, прошу выступать как можно короче и только по существу. Первый и единственный пункт нашей повестки дня — окончательное определение даты начала восстания. Альтернативы — быть или не быть восстанию — для нас не существует, этот вопрос принципиально уже решен.. Мы его многократно обсуждали, и я не стану останавливаться на нем еще раз. Сейчас перед нами стоит главная задача — определить дату начала восстания, определить день и час. От имени выбранной вами четверки — Тодора Луканова, Васила Коларова, Георгия Димитрова и Тодора Петрова — хочу доложить вам наше предложение относительно начала восстания…

— Минуточку, товарищи, — перебил его Тодор Луканов, — позвольте сделать одно уточнение…

Коларов вопросительно взглянул на него, хотя уже знал, в чем заключается это «уточнение».

— Прошу вас, — сказал он.

— Я подчинился воле большинства, — сказал Луканов, — и хочу, чтобы все знали мою точку зрения. Я еще не уверен в правильности принятого вами решения. Для меня это — прыжок в неизвестность. У меня нет доказательств тому, что массы готовы к восстанию, следовательно, я не могу согласиться с вашим решением. Прошу понять меня правильно — я не против восстания вообще. Но речь идет о том, можем ли мы сейчас дать сигнал к началу восстания?

— Ты уже попытался предотвратить его, Тодор, — язвительно прервал его Коларов. — Пусть товарищ Иван Генчев подтвердит это! Правда ли, что Луканов поручил вам разослать указание не начинать восстание? Правда это или нет?

— Да, — послышался голос из задних рядов, — товарищ Луканов дал мне приказ отправить второго курьера с таким указанием, как только узнал о посылке условного сигнала о начале восстания.

— Это безобразие! — послышались голоса.

— Факт действительно безобразный, товарищи, — продолжал Коларов. — Секретарь по организационным вопросам единолично отменяет решение четверки, уполномоченной Центральным Комитетом. Что это означает, товарищ Луканов?

— Я действовал, повинуясь велению совести…

— Совести? А мы как действовали? — спросил Димитров.

— Мы действовали по велению не только совести, — продолжал Коларов, — но и долга, руководствуясь высшими партийными соображениями. Мы не допустим возрождения оппортунистической позиции, занятой девятого июня! Фашистская клика пытается поразить нас в самое сердце, а мы все еще колеблемся, все еще ищем доводы, чтобы отложить восстание.

— Откладывать восстание больше нельзя, — сказал кто-то из присутствующих. — Особенно после двенадцатого сентября!

— На карту поставлено само существование авангарда пролетарской революции в Болгарии! И если мы отступим на этот раз, они сломают нам хребет, раздавят нас, уничтожат! В глазах масс мы погибнем как революционная партия раз и навсегда.