Генеральная проверка

Когда министры прибыли на Ярмарочные поляны, там уже собралось множество народа. Автомобили с трудом продвигались в толпе, следуя за расчищавшими путь охранниками. Профессор и журналист с удивлением смотрели на толпы людей, не понимая, что привело их сюда. Им не верилось, что Демократический сговор приобрел столь широкую популярность, а кубратисты с их связками розог — всеобщую симпатию. По-видимому, было что-то иное, была какая-то другая причина, привлекшая сюда этих людей. Возможно, сама ярмарка с ее балаганами и лотками, аттракционами и цирком, с оркестрами, под музыку которых в нескольких местах огромной площади уже кружились хоро, с выстроенными на скорую руку пивными и закусочными, с бродячими фокусниками и продавцами игрушек. «Возможно, весь этот человеческий муравейник собрался здесь ради того, чтобы поразвлечься», — подумал профессор. Но все-таки его что-то смущало, тревожило, заставляло призадуматься.

— Меня преследует дурное предчувствие, — сказал он. — Надо смотреть в оба!

— Вы пугаете меня, профессор!

— Ничего не поделаешь, — продолжал профессор по-французски, чтобы его не понял охранник, — на войне как на войне.

Журналист привстал с сиденья и окинул взглядом толпу. Собака тоже вытянула морду. Ноздри ее щекотал запах жареного мяса. Со свисающего из пасти языка капала слюна. Уши ее торчали, глаза горели.

— На войне как на войне, — повторил профессор.

Впереди показалась украшенная цветами и дубовыми ветками, наполовину заполненная трибуна. Генерал и сопровождающие его явные и тайные агенты находились тут же. Прибыл и итальянец Гольдони. Все стояли, чинно, посматривая на полицейский кордон, оцепивший трибуну, и испытывая удовлетворение от сознания выполненного долга. Увидев в толпе автомобили, в которых ехали профессор и министры, все оживились и стали аплодировать. Выстроенные кубратисты со связками виноградных лоз в руках принялись по команде выкрикивать какие-то «патриотические» лозунги. Профессор снял цилиндр. «Да здравствует профессор Цанков! — раздались крики. — Многая лета!» Профессор раскланивался на все стороны. Его, похожее на маску, бледное, сосредоточенное лицо только сейчас оживилось, он улыбался. Кубратисты продолжали что-то кричать. Генерал держал руку у козырька фуражки. Оркестр заиграл «Шумит Марица». А профессор все повторяя по-французски: «На войне как на войне», стоя навытяжку, пока оркестр не кончил играть гимн. Толпа по ту сторону полицейского кордона продолжала шуметь. Она жила собственной жизнью, не имеющей ничего общего с официальной церемонией: танцевали люди, гремели барабаны, пели зурны, аппетитный аромат шел от кебапчат, рекой текло пиво… Но все это было далеко, за кордоном полицейских и кубратистов. Профессор совершенно успокоился, хотя и продолжал по инерции повторять: «На войне как на войне!»

— Синьор Гольдони, синьор Гольдони! — закричал кто-то. — Идите сюда! Не стесняйтесь!

Профессор обернулся. Кричал генерал, красовавшийся в своей парадной форме. Низенький человечек в бриджах и черной сатиновой рубашке растерянно топтался среди полицейских. Фашистская форма, продолговатый нос с горбинкой и большие черные глаза резко выделяли его в толпе местных полицейских. Он был полицейским другой породы. Генерал покровительственно положил ему руку на плечо.

— Позвольте представить вам синьора Гольдони, ваше превосходительство, — сказал он профессору, — нашего дорогого гостя из Италии!

— Мы уже знакомы, — улыбнулся профессор, — и даже имели конфиденциальную беседу.

— Спасибо, спасибо, — бормотал итальянец, вертясь во все стороны, чтобы кого-нибудь не обидеть.

Профессор представлял его своим коллегам по кабинету министров. Министры раскланивались в ответ, пожимая гостю руку, приподнимая цилиндры.

— Ай да малый! — крикнул кто-то. — Прямо герой! Глаз не оторвешь!

Генерал шикнул, сделал знак, чтобы вели себя прилично. Синьор Гольдони продолжал улыбаться. Министр железных дорог, единственный из всех министров, решился заговорить с ним по-французски, и это крайне разочаровало его поклонников. С помощью мимики и жестов удалось объяснить итальянцу, что все присутствующие — его единомышленники. Каждую фразу заканчивал словами: «Браво! Брависсимо!»

Наконец, после того как синьор Гольдони был представлен всем, начался молебен. Митрополита сопровождали священники и дьяконы, облаченные в расшитые золотом ризы. Кадильницы распространяли аромат ладана. Собака премьера недовольно морщила нос, но охранник отвел ее в подветренную сторону, куда запах не доходил. Все остальное было в порядке. На покрытом черной скатертью столе стояла, отражая солнечные лучи, медная луженая чаша со святой водой и опущенным в нее пучком базилика. Рядом с чашей высилась стопка фашистских форменных рубашек и лежала коробка с фашистскими значками — подарок Муссолини болгарской молодежи. Синьору Гольдони предстояло произнести по этому поводу речь. На белом листе бумаги, положенном на подарки, было выведено: «От дуче».

«Господи, помилуй», — пели попы вместе с митрополитом и дьяконами.