Генеральная проверка

— Но в чем дело? Давайте дадим команду парням с виноградными лозами. Ведь они только что принесли присягу, целовали знамя!

— Дело гораздо сложнее, господа, — говорил Георгий Димитров (а это был он) с импровизированной трибуны. — Пришло время фронтальных атак! Вы, господин генерал, примерный ученик дуче. Но что такое фашизм, господа? Вы только что освятили и благословили фашистское знамя. Получили черные рубашки и фашистские значки с топорами — прекрасные символы вашей новой идеологии…

— Где собака, профессор?

— Господин Гольдони, господин Гольдони!

— Мои нервы не выдерживают, профессор!

— Приходится терпеть, господин Гольдони! Это Болгария!

— Но что он говорит?! Что он говорит, профессор?! — стонал итальянец, слушая перевод слов Димитрова. — Он ругает фашистскую Италию!

— Не понимаю я этого итальянца. Что он там бормочет?

— Весь дрожит, бедняга. А зенки-то как вылупил!

— Видать, здорово трусит!

— Пуганая ворона куста боится, батюшка. Не раз ему, видно, попадало в Италии!

— Нет, господа, — продолжал профессор, — вам не удастся обмануть нас своими лживыми призывами к единству и социальному прогрессу! Наши принципы уходят корнями в глубь истории. Мы не позволим голытьбе править нашей страной и издеваться над нашими патриотическими чувствами и освященной богом частной собственностью! Руки прочь от власти и частной собственности, иначе они у вас отсохнут, и вы погибнете!

— Где собака, профессор?

— Нет, господа, — продолжал профессор, — в этой стране есть законы, которые будут применены против вас.

— Какие законы, господин профессор? Законы фашизма? — перебил его Димитров. — Законы вашей открытой разбойничьей тирании? Они нам известны. Это законы тюрем и виселиц, расстрелов и доносов. Мы знаем эти ваши законы! Это законы готовящейся вами войны, которая отбросит человечество к доисторическим временам.

— Я согласен с ним, профессор, — сказал генерал, — он совершенно прав в одном: время споров кончилось. Однако не пора ли заткнуть ему рот?

— Неудобно перед иностранцем, — ответил министр железных дорог, поправляя на голове цилиндр. — Насколько мне известно, здесь присутствуют и французские журналисты, которые все видят и записывают.

— Вся Болгария, как один человек, поднимается против вас, господа! — продолжал Димитров. — Вся Болгария говорит вам свое решительное «Нет!» Против вас — все честные люди, трудом зарабатывающие свой хлеб. И мы протягиваем руку всем честным, прогрессивным людям, которые верят в демократию и социальную справедливость. Мы призываем всех лидеров демократических партий к общей борьбе против фашизма.

— А как же ваши классовые принципы сотрудничества, господин Димитров? Разве вы сейчас не пренебрегаете ими? И как обстоит дело с пролетарской революцией? — выкрикнул журналист.

— Не спешите торжествовать, господин министр железных дорог! Не спешите! По-видимому, вы ничему новому не научились и ничего старого не забыли! Единый фронт не политическая коалиция, а конкретная платформа борьбы за хлеб, за жизнь, за права, за свободу и будущее народа — вот что такое Единый фронт! А ваш лозунг нам ясен: капиталистам — бублик, трудящимся — дырка от бублика! В этом и заключается суть вашего сговора, ваших лозунгов. Нет, господа, ничего у вас не выйдет! Народ давно понял, кто его друзья и кто — враги!

Овчарка лаяла на толпу. Полицейские, повернувшись кругом и взяв наперевес винтовки с примкнутыми штыками, начали теснить людей. Появился наряд конной полиции. Всадники галопом мчались со стороны Ярмарочных полян. Сверкнули на солнце обнаженные сабли. От разгоряченных коней поднимался пар. Послышалось страшное, знакомое «Хо-хо-хо!». Народ в панике стал кидаться из стороны в сторону. Катились и разбивались вдребезги горшки и миски. Рушились лотки и палатки. «Хо-хо-хо!» — храпели кони. Звенели клинки. Перегоняя друг друга, бежали в надежде спасти свой товар продавцы. Опустели качели и карусели. Под купол цирка шапито набились перепуганные люди.

В общем шуме еле слышно звучал голос профессора:

— Настало время разговаривать с вами языком пуль и сабель, господа! Наш приход сопровождался кровопролитием, и без крови мы не собираемся уходить! Молодые патриоты, почему вы бездействуете? Кубратисты, чего вы ждете? Кого вы боитесь? Вы — наша надежда! Нас называют фашистами. Пусть называют!.. Мы и есть фашисты! И мы будем ими до тех пор, пока на земле не переведутся коммунисты!

Голос его делался все слабее и наконец совсем заглох. Овчарка вырвалась из рук охранника и встала рядом с профессором, злобно глядя на спасавшихся от конницы людей. Подняв, свастику, профессор снова что-то закричал, но никто не слушал его. Всем хотелось побыстрее убраться отсюда.

Деревянные ларьки, ряды лотков, телеги, волы, лошади. Испуганные люди, теснящая их конница. Оголенные сабли. Примкнутые штыки. Конский топят и страшное «Хо-хо-хо! Хо-хо-хо!».

Профессор погладил собаку по спине, виновато улыбнулся, обращаясь к гостю:

— Господин Гольдони, пожалуйте в мой. Автомобиль.

Итальянцу перевели его слова.

— Спасибо! — ответил итальянец. — Спасибо.

21