Читаем Генеральный конструктор Павел Сухой полностью

Первые шаги такого человека — как неторопливое выруливание новой машины из ангара на старт, навстречу небу и солнцу. Годы учебы, накопления знаний и опыта — как стремительный и неудержимый разбег по взлетной полосе. И наконец взлет… Человек устремляется в самостоятельную жизнь подобно самолету, который уходит в заоблачные выси. И если жизнь освещена вдохновением, дерзанием, поиском, то она действительно похожа на полет — по»-лет к цели.

К таким людям относится и Павел Осипович Сухой.

Его имя окружено легендами, одна противоречивее другой. Для многих он так и остался неразгаданным, непонятным, что, впрочем, нередко бывает с истинно одаренными, талантливыми людьми. «Мы работали с ним бок о бок, выполняли его задания, общались ежедневно… Мы были рядом с ним, и в то же время он был недосягаем для нас, словно истребитель, летящий на сверхзвуке…» — это из воспоминаний о нем одного из соратников.

Целиком погруженный в работу, в творчество, он действительно как бы сливался воедино со своими машинами. И может, поэтому на некоторых производил впечатление эдакого технократа, для которого существуют только чертежи, конструкции и которому чуждо все остальное, не имеющее отношения к делу. Не отсюда ли представление о его «недосягаемости»? Но тогда почему другие считали его человеком вполне земным, с чрезвычайно широким кругом интересов, необычайно чутким к чужим бедам, умеющим видеть в подчиненных не только исполнителей? Не поэтому ли Павел Осипович пользовался в своем КБ непререкаемым авторитетом?

Как много возникает вопросительных знаков, когда речь заходит о его личности, о его характере… Объясняется это просто: «разговорить» Павла Осиповича, проникнуть в мир его мыслей удавалось далеко не каждому. Но вопросительные знаки мгновенно менялись на восклицательные, когда разговор переключался на его самолеты. Тут нет «белых пятен», тут все ясно и понятно: машины, сконструированные в КБ Сухого, специалисты называют выдающимися, уникальными. Они навсегда вошли в историю нашей авиации, стали ее неотъемлемой частью.

Жизнь конструктора — это жизнь его машин. Пожалуй, никто не усомнится в справедливости этого утверждения. В сторону конструктора редко нацелены объективы кинокамер, в его честь не гремит оркестр, его портреты не печатают газеты. Главные конструкторы и просто конструкторы до поры до времени остаются безвестными. Так надо. Хотя есть в этом и какая-то несправедливость.

Так было и с Павлом Осиповичем Сухим — конструктором военных самолетов. Вот только один пример.

Однажды во всех газетах появилось сообщение ТАСС: «2090 километров в час! Выдающееся достижение летчика Б. М. Адрианова». А в газете «Правда» от 18 июня 1960 года статья. Перепечатываем ее с некоторыми сокращениями,

«Данные таблицы авиационных рекордов в наше время устаревают быстро. Только в нынешнем году советскими авиаторами уже [6] установлено около сорока новых выдающихся достижений мирового класса. Теперь в их число войдет абсолютный рекорд скорости полета по 100-километровому замкнутому маршруту…

Успеху, достигнутому Б. М. Адрнановым, предшествовала напряженная творческая работа большого коллектива советских людей, создавших прекрасный самолет, образцово подготовивших его к выполнению сложнейшей задачи…

…И вот взлет разрешен. Б. М. Адрианов, напутствуемый командиром и товарищами, занял место в кабине. Под кожаной спецовкой у летчика надет высотный компенсирующий костюм, голова покрыта гермошлемом.

Разбег, и самолет устремился в небо. Движения летчика предельно четки. Он устанавливает необходимый режим скороподъемности и набирает высоту. Сделав правый разворот, машина уже приближается к исходному пункту. Б. М. Адрианов включает форсаж двигателя, начинает разгон. В то же время, ориентируясь по створу населенных пунктов и характерному изгибу реки, он как бы нацеливает самолет на первый сорокасекундный отрезок маршрута. Внимание напряжено до предела. Стрелка М-метра — специального прибора, показывающего величину числа М, то есть отношения скорости полета к скорости звука, все время движется по циферблату вправо.

Уже полминуты машина идет в рекордном режиме. Скоро первый разворот. За ним другой и третий. Для летчика это самый тяжелый участок пути. Почти восемьдесят секунд ведет он машину в крутом, почти вертикальном левом крене, испытывая многократную перегрузку. И здесь, несмотря на это, надо особенно точно пилотировать машину, дабы не оторваться от намеченной «тропы», не снизить заданной высоты полета.

…Когда суммировали все данные полета, то оказалось, что инженер-подполковник Б. М. Адрианов перекрыл прежний абсолютный рекорд скорости полета. Его машина на 100-километровом замкнутом маршруте развила скорость 2090 километров в час. Советскими конструкторами и летчиками, идущими во главе авиационного прогресса, достигнуты выдающиеся показатели нового абсолютного мирового рекорда».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное