Дальнейшие события носили очень важный для понимания роли Сталина и его ближайшего окружения характер, но, к сожалению, мы можем судить о них, исходя практически лишь из двух источников – воспоминаний Микояна и Молотова. Итак, 29 июня Сталин в сопровождении ряда членов Политбюро направился в наркомат обороны, где устроил военным форменный разнос и будто бы довел до слез Жукова. Однако, выпустив пар, Сталин, видимо, был вынужден признать, что корень проблем лежит не в субъективных недостатках того или иного генерала, а куда глубже. Уходя из здания наркомата, Сталин якобы бросил Микояну горькое признание: «Ленин оставил нам великое наследие, мы – его наследники – все это про…ли». На следующий день Сталин и вовсе уехал на подмосковную дачу и не показывался в Кремле. С учетом того, что без ведома Сталина в стране не могло быть принято ни одно серьезное решение, такая самоизоляция даже на сутки в условиях войны была крайне опасна для страны. Поэтому вечером того же дня Молотов, Берия, Микоян, Маленков, Вознесенский и Ворошилов отправились на дачу Сталина с предложением создать новый орган управления страной в чрезвычайных условиях – Государственный комитет обороны (ГКО). Кроме Сталина (который должен был возглавить комитет), в ГКО должны были войти все визитеры, кроме Микояна и Вознесенского. Сталин предложил включить в состав ГКО и этих двух, но Берия возразил, что, дескать, надо же кого-то оставить на руководстве в Совнаркоме. Сталин согласился. При всей своей незаметности на фоне военных действий, эвакуации промышленности, перестройки экономики на военный лад и прочих не менее важных процессов события 30 июня имели для баланса политических сил в СССР огромное значение. Да, разумеется, создание ГКО как эффективного органа оперативного управления государственным механизмом в условиях военного времени играло очень важную роль. Но важно отметить, что в тот день впервые с начала 1930-х годов сталинское окружение недвусмысленно продемонстрировало Сталину свою волю – стране нужна консолидация руководства, перетряски номенклатуры должны прекратиться, в состав ГКО войдут вот этот, этот и этот. А вот эти двое – не войдут. И Сталин был вынужден с этим демаршем согласиться. Наконец, самое главное – Сталин почувствовал, что в кризисной ситуации его гвардия не разбежалась по углам, не начала подкапываться под дрогнувшего лидера, а сплотилась вокруг предводителя.
Начиная с этого момента, страх и растерянность покидают Сталина. Его радиообращение 3 июля начиналось словами: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Война объявлялась всенародной и Отечественной – то есть речь шла о жизни и смерти Родины! Сталин демонстративно сосредотачивает в своих руках ключевые посты, демонстрируя всем и каждому, что именно он стоит во главе СССР. 10 июля он возглавляет Ставку, 19 июля – наркомат обороны, а 8 августа принимает должность Верховного главнокомандующего. Нет, ситуация на фронте к этому моменту не только не улучшилась, но даже продолжала ухудшаться, танковые клинья вермахта продвигались все дальше, а советские контрудары по-прежнему приходились в пустоту. Но матерый волк, которого не сломала туруханская ссылка, который прогрыз себе дорогу в Политбюро и передавил всех политических конкурентов в беспощадной схватке за власть, который десять лет безжалостно гнал страну по дороге индустриализации, уже оскалил клыки. «Новое издание «Брестского мира»? Ну уж нет – с июля 1941 г. Сталин начал воевать. Воевать так, как умел – не жалея ни своих, ни чужих, добиваясь успеха любой ценой, но – добиваясь.
Шифровка с приказом «№ 1» наркома обороны. Еще 21 июня, около 5 часов дня, И. Сталин дал поручение отправить в войска директиву привести войска приграничных округов в боевую готовность в связи с возможным нападением немцев утром 22 июня. Однако передачу в штабы округов закончили только в ночь на 22 июня.