Генеральша и её куклы

…Плачь, Аля, плачь. Когда плачешь, легче. Ничего другого нам не остаётся, как плакать и вспоминать, вспоминать и плакать. Никто уже не поможет, нечем помочь. Слова сочувствия, венки, цветы, деньги, что собрали друзья, — никто, ничто не поможет. Но если бы и этого не было, было бы совсем худо, будто такой никчёмный человек умер, что никому и дела нет до его смерти. А тут, видела, сколько людей пришло, сколько нанесли цветов и венков, как все смотрели на тебя и на него, на него и на тебя… Чужие похороны – это всегда любопытно: каков покойник в гробу – лежит, как живой, или, наоборот, сильно изменился, не узнать; а что вдова – заплаканная или не очень, и плачет ли у гроба, или сидит, как каменная. А вот эта старушка, это что же, мать покойного? Надо же. Хуже нет – хоронить своих детей, не дай Бог никому. А где же брат, брат у него большой начальник, потому и людей столько поприходило, это живому хотят засвидетельствовать, а не тому, что в гробу, тому уже всё равно. Или не всё равно? Витает его душа над всем этим действом, или неправда всё это? Витает, витает, все видит, кто пришёл, кто не пришёл. Бедный Вася! А дети, дети же у него были от прежних браков, где они? Ах, вот эти… Девочка похожа, а мальчик как-то не очень… А тогда и жены где-то здесь, где, где? Вот эта–а? У, ну, эту сразу видно, что стерва. Это первая или вторая? А первая здесь? Полная такая, в коричневом? Сколько же ей лет? Нет, самая лучшая, конечно, та, что у гроба сидит.

Не смотри, Аля, на них, не обращай внимания, нет, они не подойдут, им сказали, что не надо. Не думай о них, перед Богом ты одна настоящая жена, с тобой одной он венчался. Ой, дайте скорее нашатыря!

…Одно из типичных заблуждений: будто не надо говорить со вдовой о её умершем муже, будто бы ей это больно и тяжело. Совсем это не так. Она только и хочет, что говорить о нём, говорить с кем угодно, только бы о нём – рассказывать, припоминать и повторять, повторять одно и то же – как это случилось, что он умер, где был он, а где она, и как это началось, и что врачи, успели – не успели, и как она поняла и закричала, и побежала… Слушайте вдов, будьте к ним милосердны, пусть говорят и выговорятся до конца, но конец нескоро, и через год, и через десять лет – стоит только заговорить, напомнить – и все сначала: где был он, где была она, как началось, как она закричала, догадавшись, как побежала, сама не зная, куда…

А ещё сны. Вдовам ведь снятся их ушедшие мужья. Кому сразу, кому – потом, а кому – время от времени, даже бывает, в какие-то определённые дни, но – всю оставшуюся жизнь. А знаешь, Аля, что надо делать, если он приснится? Первым делом помянуть. Лучше всего, конечно, на могилку съездить, оставить там что-нибудь – пирожочек или хоть печеньице, людям там раздать мелочь, если кто подойдёт, там всегда подходят, они же знают, кто свежепохороненный, ждут, что придут родные поминать и им дадут. Всегда давай, хоть мелочь, но дай, а то, если прогонишь, могут что-нибудь на могилке сделать, цветы заберут или венки раскидают. Во–вторых, если приснился, надо обязательно дома помянуть с кем-нибудь из родных или с друзьями, соседям тоже пирожочков отнести, сказать: помяните Васю моего. Это обязательно. Когда снится, это он просит, чтобы его помянули.

Мне мой Юрик первое время часто снился. Я эти сны до сих пор помню, хотя уже сколько прошло… да, 17 лет. Был такой сон, будто прихожу я к нему на кладбище, а он там сидит возле своей могилки и меня ждёт. Я подсела к нему и чувствую, что он холодный–холодный, и такой запах от него – нет, не трупный, а сырой земли, глубокой сырой земли, понимаешь? И я ему говорю: бедный мой, как ты там замёрз, давай я тебя согрею, и хочу его обнять, а он говорит: не надо, просто посидим рядом, и ты иди, а я останусь. И так мне его жалко во сне было, проснулась и плачу, почему я здесь, в тёплой постели, а он – там, в холодной сырой земле?

Сравнивать, конечно, ничего нельзя, у каждого человека своё горе самое большое, но все же. Твой неожиданно умер, не болел, ничего, что называется – скоропостижно, раз – и все. А мой же сколько лет проболел, сколько мы с ним по этим клиникам проездили, пока диагноз ему поставили, потом операция какая тяжёлая, как он только её выдержал, потом эти пять лет после операции, это уже не жизнь была, а так, существование… То есть я хочу сказать, что и я, и родители его, мы были готовы к тому, что рано или поздно… А всё равно, как это было страшно. Но я, честно говоря, даже не знаю, что страшнее – так или так? Вы хотя бы с ним пожили спокойно, не висело над вами, что вот умрёт, вот умрёт. А он взял и умер, на ровном месте, тоже не приведи Господь. И сколько их, молодых мужиков вот так мрёт, просто ужас. А почему? Не знаю. Что-то тут не так, неправильно.