Генеральская мафия — от Кутузова до Жукова

Кстати, в армии дело обстояло не намного лучше. Вот военный министр (1905–1909) А.Ф. Редигер, описывая случай, совершенно не относящийся к данной теме, вспоминает: «Поппена я знал по его службе в Генеральном штабе в Петербургском округе — благовоспитанный балтийский немец, со средствами, всегда элегантный, он производил на меня впечатление добросовестного, но довольно ограниченного работника. До войны он командовал дивизией в Киевском округе. Дивизия его была мобилизована для отправки на Восток, но Поппен заявил, что он по болезни глаз в поход идти не может, и ему дали другую дивизию в Риге. Военный министр Сахаров мне рассказал, что государь приехал благословлять в поход бывшую дивизию Поппена, которой тот ещё не сдал. Поппену, стоявшему на правом фланге, государь не подал руки. Поппен всё же остался на службе не только во время войны (когда отставок не было), но и после её окончания».

Утрируя, конечно, но скажу, что девизом русского офицера была мысль: «Всеми силами отвертеться от участия в боях, но если царь пошлёт, то надо идти, а если Господь не смилостивится, то нам и помереть не в диковинку».

Вернёмся к обвинительному заключению офицерам эскадры Небогатова. Как вы поняли, в Японском море Господь не смилостивился, а помирать не хотелось.

Обратите внимание на взрывообразное распространение паники в случае, когда малодушие проявляют старшие командиры. Казалось, все готовы драться, но только Небогатов проявил трусость, и мгновенно все, даже день назад храбрецы, обезумели — дождались, наконец, конца ужаса, появилась надежда не помереть. Как у Маяковского в поэме «Хорошо»:

Вбегает юнкер:
«Драться глупо!»
Тринадцать визгов:
— Сдаваться!
Сдаваться!

Немедленно все пошло побоку — и честь, и достоинство. Вот капитан 2 ранга Шведе через 20 минут после начала Цусимского сражения вступил в командование «Орла» в связи с гибелью его командира, выдержал сражение 14 мая, сам предлагал затопить «Орёл», а после того как Небогатов поднял белый флаг, Шведе уже делал всё, чтобы «Орел» достался японцам в целости и невредимости. И корабли, принадлежащие царю, которому эти офицеры давали присягу, вмиг стали японскими, и все доблестные русские офицеры немедленно стали защищать японские интересы. Правда, тут они проявили реальный профессионализм, ведь они были профессионалами по изъятию денег из казны России, — офицеры немедленно расхватали из кассы деньги царя, которые теперь, по их логике, тоже уже принадлежали японцам. Хоть в этом профессионализм сохранили и какой-то ущерб японцам все же нанесли.

Не сумев отвертеться от боя, Небогатов предпринял все меры, чтобы отвертеться от ответственности за сдачу в плен:

«Привлеченный к делу в качестве обвиняемого, бывший начальник отряда контр-адмирал, а ныне дворянин Небогатов, отрицая свою виновность, показал, что сигнал о сдаче касался исключительно броненосца «Император Николай I», в силу чего командиры других судов его эскадры связаны этим сигналом не были и могли действовать на своё усмотрение». Короче, «я не я и хата не моя».

Примерно так же вели себя и остальные, да и трудно было ожидать другого, поскольку обвинитель и не собирался руководствоваться уставом Петра I. В своём последнем слове (реплике) генерал-майор Вогак подчеркнул: «Чтобы не возвращаться к этому предмету, я позволю себе повторить то, что уже было мною сказано: осужден по настоящему делу может быть только тот офицер, который, по мнению суда, сознательно приложил руку к опозорившей нас сдаче».