Генеральская правда. 1941-1945

партийных организаций», «политорганы и партийные организации отстранялись от активного участия в решении задач боевой подготовки войск и укрепления воинской дисциплины, их роль сводилась к отвлеченному просветительству, их работа стала терять боевой характер»);

шельмование политических работников («руководством Министерства обороны всячески ущемлялось служебное, материальное и правовое положение партийных и политических работников», «лично министр проявлял пренебрежительное отношение к политическим работникам»);

искривление дисциплинарной практики, расправа с командно-политическими кадрами («в Министерстве обороны укоренилась порочная практика огульного избиения командных и политических кадров»);

отсутствие скромности, поощрение в Вооруженных Силах культа собственной личности («в Советской Армии стал насаждаться культ личности Жукова и не без ведома самого тов. Жукова, больше того, он сам способствовал его распространению»);

стремление к монополии власти, к установлению контроля над силовыми структурами («факты свидетельствуют о тенденции т. Жукова к неограниченной власти. Недавно т. Жуков предлагал заменить председателя Комитета государственной безопасности и министра внутренних дел военными работниками... Не является ли это стремлением установить свой контроль над Комитетом государственной безопасности и Министерством внутренних дел?»);

претензии на исключительность роли в стране («тов. Жуков зашел так далеко в отрыве от партии, что в некоторых его выступлениях стали прорываться претензии на какую-то особую роль в стране») [293].

Раскрывая суть обвинений в адрес Жукова, Суслов привел ряд фактов. Его дополнил, получив слово вслед за докладчиком, начальник ГлавПУ Желтов. Факты прозвучали громко, однако большинству участников пленума было невдомек, что многие из них передернуты, а то и прямо носят лживый характер.

Так, в качестве важнейшего свидетельства тягчайшего, с точки зрения Президиума ЦК, преступления Жукова — игнорирования им Центрального комитета — было названо учреждение без ведома ЦК спецназа — школы диверсантов в две с лишним тысячи слушателей. «Тов. Жуков даже не счел нужным информировать ЦК об этой школе, — говорил Суслов. — О ее организации должны были знать только 3 человека: сам Жуков, тов. Штеменко [294]и генерал Мамсуров [295], который был назначен начальником этой школы. Но генерал Мамсуров, как коммунист, счел своим долгом информировать ЦК об этом незаконном действии министра» [296]. Как своего рода ударный «кулак» в личном распоряжении министра обороны, могущий быть использованным во вполне конкретных заговорщических целях («Диверсанты. Черт его знает, что за диверсанты, какие диверсии будут делать»), расценил новую воинскую часть в своем выступлении и Хрущев.

Давая объяснения, Жуков особо просил обратить внимание на отсутствие у него какого-то преступного умысла, что легко могла бы установить соответствующая партийная комиссия, о создании которой маршал ходатайствовал здесь же. Школа была создана из имевшихся в военных округах 17 рот, готовивших спецназовцев, чтобы сделать уровень подготовки соответствующим тем требованиям, которые предъявляются к такого рода учебным заведениям. «Я по существу искал решения вопроса об изменении метода подготовки, как подготовить более квалифицированные силы в этом отношении», — заявил Жуков.

Признав, что он допустил ошибку, не проведя решение о создании такой школы через Президиум ЦК, Георгий Константинович вместе с тем решительно отверг обвинения, будто он вообще действовал тайно. Он сослался на то, что дважды устно докладывал об этом Хрущеву, и характерно, что первый секретарь, так охотно, судя по стенограмме, вступавший в полемику с ораторами, не решился опровергнуть эти слова перед лицом участников пленума.

Причиной другого принципиального обвинения в адрес Жукова стали слова, сказанные им в июне 1957 г., в тот момент, когда члены Президиума ЦК, противостоявшие Хрущеву, попытались выяснить возможность привлечь для разрешения политического кризиса армейские части. «Без моего приказа ни один танк не тронется с места», — заявил тогда министр обороны, и Хрущев оценил его позицию как партийную. Да и какую иную оценку мог дать Никита Сергеевич, если это веское заявление Жукова обеспечивало ему сохранение поста руководителя КПСС? Теперь же, всего через четыре месяца, первый секретарь ЦК предпочел «забыть» об этом, доверив своим приближенным искажение реальной картины происшедшего. Так, А.И. Микоян заявил: «Оказывается, танки пойдут не тогда, когда ЦК скажет, а когда скажет министр обороны». И, по существу, бросая в адрес Жукова обвинение в антисоветской и антипартийной деятельности, заметил, что таким образом поступают в странах, где компартия в подполье, где «всякие хунты-мунты», а «у нас политический климат не подходит для таких вещей» [297].