Генеральская звезда

— Я знаю, что ты обо мне думаешь: ловкач, человек себе на уме. Да, ты права. И все же в этом деле у меня нет никаких корыстных мотивов, никаких личных целей. Политические соображения — это чистейшая ерунда. Не думаю, что мне удастся довести дело до конца, зная Чарли так, как я его знаю теперь. Не думаю, что страна сумеет его вынести. В мире многое теперь усложнилось. Если раньше президент оказывался глупцом, не способным принимать решения, оторванным от жизни, изолированным от внешнего мира дворцовой гвардией, которая скрывала от него всякие неприятности, это была не такая уж беда. Четыре года или восемь лет — не вечность, и мы как-то продолжали двигаться вперед, не ощущая особой разницы. Сейчас — разница огромная. Мы больше не можем себе позволить такого руководства. Конечно, надо почитать своих героев, устраивать им парадные встречи, обеспечивать пенсией, создавать кинофильмы об их жизни, включать их имена в учебники истории, но нельзя давать им править миром. Хороший генерал не всегда может стать государственным деятелем. Нельзя из кого попало делать отца родного и расслабляться в расчете, что отец обо всем позаботится. Отец, мол, знает лучше. Но очень часто отец представляется круглым дураком всем, кто старше двенадцати лет и кто не связан с ним родством. Ты права: мне было бы страшно жить в мире, где решения, касающиеся жизни и смерти — жизни и смерти нас всех, — принимают чарли бронсоны.

— А тебе не кажется, что мы и сейчас живем в таком мире?

— Если так, то, бога ради, не будем создавать династий. Когда истечет срок контракта, издадим вздох облегчения, преклоним колена и возблагодарим бога за то, что нам удалось выжить. Итак, политическая карьера для Чарли отпадает. И у меня не остается никаких корыстных мотивов во всей этой истории.

— Наверно, ты чувствуешь себя голым?

— Знаешь, почему я здесь, Маргарет?

— По той же причине, что и я.

— Более или менее. Чарли бронсоны всего мира возлагают страшное бремя дружбы на тех, кто попался в их сети. Например, услышав об этой корейской истории, я сразу поспешил к тебе. Я понял, что Чарли наконец получил свой шанс. Ему в конце концов удалось улизнуть оттуда, где его гоняли, как футбольный мяч, с места на место. Но у меня не было уверенности, что он не ухитрится как-нибудь испортить все дело. Я знаю, как устраивается такая шумиха, как раздувают события сверх всякой меры. И если я делал это для пышногрудых девок, почему же не сделать для Чарли? И вот я здесь — парень себе на уме, но без каких-либо скрытых мотивов.

— Я так и знала, Гарри.

— Конечно знала. Ты только что старалась разыгрывать передо мной прежнюю гордую Маргарет. Но ведь ты тоже претендуешь на дружбу.

— Да, наверно. Раньше я никогда этого не сознавала.

— Еще минутку. Позволь мне закончить о Чарли. Ты заполнила много пробелов в моих сведениях. Перед нами бедный парень, который несет на плечах два огромных бремени. С самого рождения над ним тяготело обязательство. Всю жизнь он прожил, не распоряжаясь своей судьбой. Он никогда и ни в чем не имел свободного выбора. Когда ему было девять лет, все было предопределено матерью и памятью отца. Итак, ему предстояло стать армейским офицером. И он стал бы очень хорошим, преуспевающим офицером, но в этой игре, пока офицер не получит звезду на погоны, он остается только младшим исполнителем. Поэтому он гнался за звездой всю свою жизнь. И мог бы ее добиться. У него были для этого все данные. Теперь добавь второе бремя — Элен. Чувство вины. Он не мог стряхнуть с себя ни того, ни другого. Он допустил ошибку, объединив их, пытаясь осуществить обе цели одними и теми же средствами. Чарли хотелось быть убитым, но при таких обстоятельствах, когда его отвага и талант обеспечили бы ему присвоение звания бригадного генерала посмертно. Вина и обязательство — вот что его погубило.

— Знаешь что, Гарри? Не думаю, что ему так уж не хватало Элен после ее гибели. Я хочу сказать, не хватало как женщины. Не думаю, чтобы он ощущал огромную, всепоглощающую утрату. Это не значит, что он не любил Элен. Он действительно любил ее. Но если бы она умерла от воспаления легких, от туберкулеза или от другой болезни, он мог бы создать себе новую духовную жизнь. Но сознание, что он виновник ее смерти, камнем лежало на его совести и давило на него всю жизнь. И мешало нашим отношениям. Он чувствовал себя от этого еще больше виноватым. Знаешь что...

— Что?

— Пожалуй, теперь можно и выпить. За этими разговорами из меня выветрился весь алкоголь.

— А как будет теперь насчет выпивки, Маргарет?

— Это будет зависеть от Чарли. Выпивка никогда не играла для меня большой роли. Это так, эрзац. Ты меня понимаешь, Гарри? Я все еще убеждена, что на этот раз будет по-другому. Господи, сколько уже было в моей жизни «на этот раз»!

— Правда, Маргарет, что корейская война была для него неожиданностью? Ведь он думал, что ему никогда в жизни не придется больше воевать.