Генеральская звезда

— Я смотрела, как на пристани встречались со своими близкими после разлуки рядовые, капралы, сержанты, лейтенанты, майоры, и это было совсем как в кадрах кинохроники. Видела, как девушки из Красного Креста раздавали пакеты с молоком и пончики. Видела, как по трапу спускались солдаты, ведя на веревке немецких овчарок. Я справилась у офицера транспортной службы и узнала, что Чарли числится в списке пассажиров. Но он не показывался. Я пыталась уговорить офицера пустить меня на борт судна, но он не разрешил, и я продолжала стоять, следя за трапом, плача и ожидая Чарли.

— Дальше?

— Наконец вышел симпатичный подтянутый второй лейтенант и спросил, не я ли миссис Бронсон и не я ли жду полковника Бронсона. Он немного задерживается, сообщил лейтенант. Полковник Бронсон болен и не сойдет на берег до завтрашнего утра. Нет, сказал он, ничего серьезного. Но, наверно, лейтенант пожалел меня, потому что, когда все сошли с парохода, он повел меня по трапу на судно. У Чарли была отдельная каюта. Чин все еще сохранял свои привилегии — даже в немилости. Ничего серьезного действительно не было: просто он был мертвецки пьян. Лейтенант был ужасно смущен. «Простите, что я показываю вашего мужа в таком виде, мадам, — сказал он. — Только я не хотел, чтобы вы подумали, будто с ним что-нибудь более серьезное».

— Что же ты сделала?

— Я оставила Чарли записку, вернулась в гостиницу и напилась. На следующее утро я отправилась на пристань и встретилась с ним, когда он сходил по трапу. Мы прожили вместе три дня в Нью-Йорке, потом на время его отпуска поехали в Фоллвью навестить наши семьи.

— Как прошли эти три дня?

— Как? Я уже не плакала, когда на следующий день он спускался ко мне по тралу. Мы вели себя очень сдержанно. Это было... не знаю. Сравнение может показаться нелепым, но мы чувствовали себя так, как бывает, когда приходится жевать с больным зубом, у которого оголен нерв. Каждый раз, откусывая кусок, ждешь острой боли, и, даже если обходится без боли, еда не доставляет никакого удовольствия. Мы были очень предупредительны, ходили в театр, обедали в дорогих ресторанах, и даже была физическая близость. Ведь это тоже входит в ритуал возвращения домой. Как пакеты с молоком и пончики, которые раздавали в порту. Исполнив свой долг, Чарли пошел в ванную, долго принимал горячий душ, вышел, поцеловал меня в щеку, забрался на другую кровать и тут же уснул. Он рассказал мне о следственной комиссии и о том, что его сняли с должности. Только факты. Пьяный капитан бросился на него с пистолетом, и он, защищаясь, убил капитана. Командование сочло за лучшее при сложившихся обстоятельствах отправить его в Штаты, где он получит новое назначение. Я вела себя очень хорошо. Выпивала не больше двух рюмок перед обедом. Постоянно пользовалась духами, старалась быть как можно привлекательнее. Я всеми силами старалась понравиться мужу и расшевелить его, вероятно, надеясь пробить эту стену, надеясь услышать от него те самые слова, которые, как ты говорил, мне так хотелось услышать.

— Но он так и не сказал этих слов?

— Так и не сказал. Он начал пить с утра второго дня. Пока мы жили в Нью-Йорке, он, кажется, никогда не был по-настоящему трезвым. На третий вечер Чарли выложил все, всю эту историю. Он рассказывал не мне. Он сидел на кровати настолько пьяный, что даже не мог держаться прямо. Я думаю, он даже не знал, что я здесь. Он рассказал все о засаде, об уличной девке, похожей на Элен; о том, как довел капитана до бешенства и вынудил его стрелять; о своей ярости, когда из этого ничего не вышло, потому что капитан был слишком пьян или слишком плохо стрелял, чтобы свершить казнь. Он рассказал, как в пьяном виде вел машину со скоростью семидесяти миль в час, перевернул ее на склоне холма и вышел из аварии невредимым. Он рассказал все и, закончив, уставился на меня невидящим взглядом. Потом встал, стукнул кулаком в стену и завопил: «Убейте меня кто-нибудь. Ради бога, сжальтесь и убейте меня». Я его раздела и уложила в постель. Он так и не знает, что все мне рассказал. А может быть, и знает. Мы никогда об этом не говорили.

— Он продолжал пить?