Генеральская звезда

— Довольно-таки неправдоподобная роль. Почти такая же странная, как приписываемая мне роль одного-единственного друга героя.

— Можешь ты мне кое-что объяснить? Конечно, это между нами.

— Пожалуйста.

— То, что Чарли совершил в Корее, немногим отличается от его действий на линии Зигфрида. Он попал в окружение, его перехитрили и нанесли его части сокрушительное поражение. Но в одном случае его выгнали с фронта, а в другом — превратили в величайшего героя после Линдберга. Как же это получается?

— Ты просто не видишь разницы, Маргарет. В Германии он завел две роты в западню, не выполнил приказ и потерял девяносто процентов своих людей. В Корее вся наша армия отступала под натиском противника. Войска отходили, лучше сказать, драпали. Командование старалось отвести как можно больше людей и вооружения на новую линию обороны. Знаешь, Маргарет, вопреки своему желанию, вопреки тому, что я знаю о Чарли, должен признаться: я просто поражен. Знаешь ли ты, Маргарет, что он совершил?

— Я читала об этом в газетах.

— Неважно, почему он так поступил. Важно, что он совершил настоящий подвиг. Когда об этом будут читать в учебниках истории, всем будет наплевать на то, кто такой был Чарли Бронсон и почему он сделал то, что сделал, и сколько психиатров утверждали, что он одержим желанием умереть. Важно то, что он задержал авангард противника в важнейшем уязвимом пункте и тем самым дал возможность отойти целой дивизии. Ты знаешь, это проявление какого-то безумного военного гения.

— Гения?

— Да.

— Брось, Гарри. Я знаю, что ты принадлежишь к клубу поклонников Чарли Бронсона, но это, пожалуй, слишком. Что тут гениального — изобразить из себя сидячую утку и подставить себя под огонь?

— Он не просто подставил себя под огонь, а сделал нечто большее. Знаешь, мне кажется, что при всех твоих разговорах об игре в бридж и скуке армейской жизни ты довольно плохо осведомлена о делах своего мужа.

— Продолжай, Гарри. Рассказывай по порядку.

— Хорошо. Противник прорвался, и вся наша армия, будь она проклята, начала откатываться. Ты имеешь понятие о том, что такое отступление? Рушатся все привычные порядки. Когда снимаются с места, телефонная связь нередко обрывается. Никто не знает, где находятся другие. Каждый старается любой ценой спасти свою шкуру, и ему наплевать на других. Никогда толком не знаешь, где противник и когда он внезапно нанесет удар по флангу или атакует с тыла. Дико и страшно быть в составе отступающей армии.

— Тебе не кажется, Гарри, что ты смотришь на войну с точки зрения бойскаута?

— В глубине души так смотрят все. Это противоречивое чувство. Я ненавижу войну. То есть ненавижу ее разумом, ненавидел все время, пока находился на фронтах второй мировой войны. Я видел, как многих друзей сражала пуля или рвала на куски граната. Я знаю, что это за мерзкая и грязная штука. Я узнал, что такое вши, «окопная стопа», страх и поражение. И все же, признаюсь, война захватывала. Человек, переживший войну, знает, что участвовал в большой игре и ставил большие ставки, ставил на карту свою жизнь.

— Тебе следует заняться вербовкой в армию. У тебя к этому настоящее призвание.