Генеральские игры

Свадьба гудела и веселилась. Текло, лилось спиртное, наполняя души хмельным угаром. Оказалось, что некоторые гости привезли с собой не жен — что с ними делать на таком важном симпозиуме, — а своих любовниц. Крича «горько», они заводили себя.

Гремела музыка. Начались танцы. Поскольку «молодых» на свадебном пиру не обуревало желание уединиться (заветный пирог они уже давно распробовали), Гулливер и Верочка гуляли с гостями, веселились сами и созерцали чужое веселье.

После полуночи, когда все изрядно притомились, губернатор взял Гулливера под руку и отвел в сад. Кто таков его новый родственник, он уже знал, но все же решил прощупать его взгляды и надежность.

Они остановились у фонтана. Рядом тихо плескались струи воды, подсвеченные красным светом.

— Алексей. — Губернатор говорил раздумчиво, словно колебался, стоит ли затевать разговор вообще. — Ты Каравая знал?

Каравай в криминальном мире считался авторитетом старой закалки. Несколько лет назад он бесследно исчез с горизонта, хотя кореша о нем изредка вспоминали. Поэтому Носенко собирался выяснить, в каких отношениях Гулливер находился с Караваем, и, исходя из этого, строить с ним разговор.

— Знал, — ответил Гулливер и поморщился, — но не кентовался.

— Что так?

— Не нравятся мне такие: не каравай — окусок.

— Это ты точно заметил.

Губернатор засмеялся и шутливо подтолкнул Гулливера. У него с исчезнувшим Караваем были свои отношения.

В конце восьмидесятых годов горный инженер прииска «Лазурный» Игнат Носенко приобрел лицензию на старательские работы по золотишку и сколотил артель. В неё он отобрал лихих мужичков с опытом работы на руднике и имевших судимости за баловство с драгметаллами.

Носенко создавал артель прицельно. Он хорошо знал район тайги, куда собирался вести старателей. Их маршрут лежал на реку Пустышка. Так золотоискатели назвали поток, в котором за многие годы им ни разу не попадались даже блестки слюды или колчедана. Слава бесплодной воды отбивала интерес к Пустышке, и никто не обратил внимания на небольшой пустячок. После землетрясения огромная скальная глыба сползла в воду, и реке пришлось пробивать новое русло. Бурный поток, прорвавшись из-за запруды, смыл наносы и вскрыл коренную породу, обнажив золотоносную жилу.

Артель Носенко, отработав на Пустышке сезон, сорвала большой куш. Осенью, когда настала пора уходить, один из артельщиков доложил бригадиру, что вблизи стоянки появились подозрительные охотники. За неизвестными организовали наблюдение. Хватило одного дня, чтобы выяснить: банда из четырех человек, вооруженная чешскими автоматами «скорпион», целилась завладеть добычей старателей. Месяц назад подобным образом была перебита артель, работавшая в пяти километрах от Пустышки.

Как потом выяснилось, возглавлял банду Каравай. Однако он просчитался, решив, что артель Носенко станет легкой добычей. Когда под покровом тьмы налетчики стали подбираться к лагерю, их встретил ружейный огонь. Ребята Носенко ударили из всех стволов сразу. Без криков «Стой, кто идет!», без предупреждений «Будем стрелять!». Просто ночная тишь взорвалась грохотом двустволок, и в три минуты все стихло.

Убитых Носенко приказал сбросить в реку. Раненого Каравая привязали проволокой к сосне и оставили на произвол судьбы. Как приз артели Носенко досталось золотишко, за сезон награбленное налетчиками.

Именно с той поры Каравая никто не видел, а Носенко стал побаиваться, что кто-нибудь из его приятелей займется розыском крутого кореша.

Гулливер и Носенко перекинулись парой незначительных фраз о хорошем вечере, об удавшейся свадьбе, пока губернатор не сказал главного, ради чего увел новобрачного в глубину сада:

— Ты вот что, Алексей, зайди ко мне. Будет разговор… о нашей кооперации…

***

После того как Лунев вытряс из Бабая нужную ему информацию, он решил найти Петра Ермакова, старого приятеля и сослуживца, с которым под командованием Прахова воевал в Чечне. Вернувшись из боевой командировки, Ермаков послал патриотические чувства и военную службу подальше, сказав, что не намерен сражаться за интересы тех, кто на войне зарабатывает миллионы.

По слухам, которые доходили до Лунева, Ермаков устроился в охране одного из многочисленных рынков города. Его предстояло разыскать.

Базар ворвался в жизнь горожан с напористостью цунами, ломая старые порядки и традиции. Возможность стать вольными торговцами всколыхнула в тысячах людей надежду на скорое и легкое обогащение: купил — продал, и гуляй, веселись, пропивая прибыль. Отцы семейств, потерявшие работу, а то и бросившие её ради торговли, их предприимчивые жены стали осваивать внешнеторговый бизнес. В лавочках Китая, накупив на рубль пятаков, а если ближе к истине — на доллар центов, — они возвращались домой в надежде наварить на каждый рубль, вложенный в дело, три, а то и пять новых.