Генеральские игры

— Почистили банду друзья Прахова. Спецназ. Твои, между прочим, Лунев. Сто к одному. У меня даже сомнений нет.

— Ну, ты молоток, Капитан! — Лунев изобразил восхищение. — С лету выдал диагноз. Может, методикой стоит поделиться?

— Все просто. Убить в принципе несложно. Недавно сторожиха из камеры хранения на вокзале взяла и ахнула сына-алкаша молотком по голове. И аут. А вот исполнить может не каждый. Для ювелирных работ нужен киллер не ниже второго класса.

— Капитан! — Серков удивленно расширил глаза. — Классность киллера — для меня новость. Просвети.

— Да бросьте вы, мужики. Так хорошо сидим и о дерьме говорить…

Капитан отговаривался лениво, скорее всего чтобы ещё больше разжечь интерес собеседников.

— Ладно, выкладывай, — поддержал Серкова Лунев. — Первый класс, это кто?

— Специалист высшей пробы. Ювелир, так сказать. Таким заказывают покушения на себя. Заказчик платит за то, чтобы те, кто сидит с ним за столом или в машине, были убиты, а сам он остался цел.

— И ты знаешь такие случаи? — Лунев удивленно задержал ложку у рта.

— Спрашиваешь. А вот доказать не смогу: работа чистая. Четверо убиты, один цел. И ходит такой жертвой… А то, что убийц Прахова ликвидировали из мести, — точно. Кяллер-профессионал избавляется от оружия сразу. Рядом с местом, где положили Шоркина, мы нашли два автомата «узи». Деньги киллеру вдут крупные, и стрелябу ему жалеть незачем. В деле с Праховым стрелок выбросив пистолет после того, как покончил со всеми фигурантами. Показал, что поставил точку.

Серков сидел довольный.

— Я примерно то же сказал Николаю. Не знаю, поверил он или нет.

— Почему нет? — Лунев не возражал. — Поверил.

— Будете искать стрелка? — Капитан задал вопрос, глядя в глаза Серкову. — Лично я бы не стал.

— Почему?

— А ты представь, кто-то положит моего шефа Комкова. Я бы доверил это дело прокуратуре и суду? Во! — Капитан выкинул вперед руку, согнутую в локте, и ударил по сгибу ребром ладони. — Чтобы дело пожевали, пожевали и выплюнули? Ну, нет. Я бы из-под земли сволочь вытащил и раздавил. Сам. Вот этими руками. — Он показал крупные ладони.

— Вот, господин Серков, — Лунев отложил ложку и подвинул к себе тарелку, — это говорит настоящий мужчина.

— Ладно, ополчились, вояки… — Серков взял бутылку водки. — Подставляйтесь, выпьем. За дружбу. За хороших друзей Прахова.

Лунев понял — точка в деле поставлена, и Серков об этом сказал вполне открыто.

***

Интерфон — изящное электронное устройство на столе Бергмана — щелкнул, включаясь.

— Корнелий Иосифович, я войду?

В голосе верной Лии Григорьевны и вопрос и предупреждение. Хранительница дверей и небольших тайн банкира без разрешения никогда не входила.

— Ради бога, Лия Григорьевна.

Поначалу эта церемонность Бергману нравилась, позже стала казаться утомительной, но секретарша переломить себя не могла. Даже получив разрешение, она не вламывалась в кабинет, а предварительно скреблась в дверь как мышка, предупреждая о своем появлении. Она искренне боялась поставить шефа в неловкое положение.

Отрицательный опыт у Лии Григорьевны имелся. Когда работала секретарем председателя горисполкома, однажды без предупреждения с полной папкой бумаг влетела в кабинет начальника. И остановилась, не зная, что делать дальше. Строгий хозяин города, гроза мелких чиновников, спустив штаны, стоял у стола совещаний. А на столе в активной позе возлежала заведующая отделом культуры исполкома Надежда Васильевна Ланская — единственная в городе кандидат искусствоведения и ревностная проповедница норм коммунистической морали.

Лия Григорьевна резко повернулась, бумаги из папки рассыпались по полу. Выскочив из кабинета, она несколько минут стояла у двери, закрыв лицо руками. Ее пугала не пикантность ситуации. Она боялась одного — как бы её не уволили за оплошность. Но все обошлось. Больше того, положение Лии Григорьевны укрепилось. Председатель стал с нею ласков до чрезвычайности. Кандидат наук сделалась тайной подругой, делала подарки, целовала в щечку.

Но с той поры, даже зная, что шеф в одиночестве, без предупреждения в кабинет не входила.

— Что у вас?

Лия Григорьевна свистящим шепотом доложила:

— На проводе губернатор.

Бергман улыбнулся. Лия Григорьевна не могла подавить священный трепет. Слова «мэр», «губернатор» рождали в ней суеверный страх, такой же, какой у некоторых вызывают слова «порча», «сглаз». Услышав их, Лия Григорьевна с удовольствием сплюнула бы через плечо, сказала «чур меня», но долг обязывал…

— Корнелий Иосифович? — Голос Носенко звучал дружески-умиротворенно. — Здравствуйте. Вы не могли бы на время отложить дела и заехать ко мне? Допустим, в одиннадцать?

— Хорошо, но только в одиннадцать десять.

Бергман мог бы принять время, предложенное Носенко, но давать право губернатору расписывать его действия по минутам он не собирался.

— Добро, забито.

Носенко согласился без возражений, должно быть, не придав маневру банкира особого значения.