Генеральский гамбит

Пока начальник штаба соображал, как собрать останки пилотов и в каком виде представить их на обозрение семей и однополчан в Доме офицеров, я решил побывать на квартирах подчиненных. Взял с собой заместителя по воспитательной работе майора Романова, и направились с ним поначалу к Мигунову. Дежурная по гостинице открыла нам номер (Мигунов жил в гарнизонной гостинице для холостяков), и мы вошли в небольшую, с неказистой мебелью комнату: кровать, однотумбовый стол, на котором примостился телевизор, платяной шкаф, три стула. Вот и весь офицерский гарнитур. Правда, в комнате чисто, убрано. У кровати даже повешен недорогой ковер. Все эти вещи, пока друзья не растащили на память, надо описать и передать родителям погибшего.

Я открыл шифоньер. Вот щегольской, кремового цвета штатский костюм, в котором Сергей появлялся в особо торжественные дни; рядом с ним – черный, спортивный, сидевший на хозяине безукоризненно, подчеркивая его атлетическую фигуру. В нем Мигунов приходил в спортивный зал, где мы отрабатывали приемы самбо. На нижней полке две пары туфель…

Небогато живут наши офицеры…

Открываю бельевую створку шифоньера. И на верхней полке натыкаюсь на… женские трусики, бюстгальтеры, нижние рубашки. На каждой фломастером или шариковой ручкой начертано мелким неровным почерком: «Люся – 2, 03, 08; Надя – 13, 03, 08; Оля – 4, 04, 08»… А в уголке рука натыкается на перламутровую заколку волос… Меня будто пронзает током. Заколка Жанны. Не верю своим глазам… Читаю: «13, 05, 08». Сразу вспоминаю: 13 мая Хмуров находился на полигоне. И страшная догадка пронзает мозг: Андрей каким-то способом узнал об измене жены и… «Ну, берегись, козел!» Именно козел, а не кз – командир звена. Вспоминается и еще одна деталь: за два дня до летно-тактических учений у Мигунова собирались приятели на его день рождения. В их числе был и Хмуров. Случайно он мог увидеть заколку жены…

– Ну что там еще? – прервал мое замешательство и ошеломляющее открытие заместитель по воспитательной работе, сидевший за столом и составлявший перечень обнаруженных вещей.

– Исподние вещи его любовниц, – в сердцах отвечаю я. – Стоит ли записывать их?

Романов чешет в раздумье затылок.

– И много? – спрашивает с ухмылкой.

– Более десятка.

– Ходок! – присвистывает майор, выражая не то восторг, не то осуждение. – Наверное, не стоит. Бабы сами к нему липли. Да и без того сплетен о нем немало ходило.

– И я так думаю, – принимаю окончательное решение. – Пиши дальше: нательное белье – три комплекта. Постельное – тоже три. – И когда Романов склоняется над тетрадью, прячу в карман заколку. О ней и вовсе никто не должен знать, иначе Жанне не жить в гарнизоне…

Почему в этот миг я пожалел вдову, не знаю. Просто в душе мелькнуло непонятное чувство – то ли сострадание, то ли симпатия к ней. А больше всего хотелось оградить светлую память о Хмурове – порядочный, честный был человек. А то, что нервы у него не выдержали, с каждым может случиться. По себе знаю, не раз и я бывал на грани срыва. Правда, в других ситуациях, но предательства тоже никогда не прощал… И тут же сомнения роем ринулись в голову: а если заколка случайно попала в руки Мигунова? Могло же такое случиться? Вполне. Жанна – серьезная, умная женщина, разглядела в Сергее ловеласа еще в девушках и отвергла его. Тем более не было причин связываться с ним теперь… Катастрофа могла произойти совсем по иным причинам…

Но сомнения мои развеялись, когда я наткнулся на дневник Мигунова. Среди имен девушек, чьи «сувениры» хранились в шкафу, значилась и Жанна, с короткой припиской: «13 мая, 2008 г.»

Все-таки измена. Я с минуту стоял как пришибленный. У меня не укладывалось в голове: как можно? Закадычные друзья! И Жанна, серьезная, умная женщина. Сколько раз обращалась она ко мне за помощью: то поликлинику подремонтировать, то перетащить аппаратуру из одного кабинета в другой; и я выделял солдат, восхищаясь ее хозяйской стрункой, инициативой: не начальник поликлиники, даже не старший врач, а вон как заботится о порядке.

За Хмурова она вышла в конце января, прожили чуть более четырех месяцев. Могла ли пойти на такое? Уму непостижимо! На такое могла пойти либо развратная женщина, либо не любящая жена. Жанну я не мог отнести ни к той, ни к другой категории.

А если все-таки Мигунов сподличал, возвел напраслину? В отместку за отказ, так сильно пошатнувший его авторитет в глазах товарищей? В таком случае он обязательно похвастался бы кому-то своей победой. И слухи дошли бы если не до меня, то до моих помощников. Но даже намеков не было…

Голова моя шла кругом от несуразных всевозможных мыслей…

К Жанне я не торопился идти с убийственной вестью, да и обстоятельства так сложились, что к ней я выбрался лишь вечером. Настроение у меня было прескверное: председатель комиссии генерал Возницкий так допек провокационными, оскорбительными вопросами, преднамеренно ставя меня в дурацкое положение, что я не выдержал и хлопнул дверью. На его истошное: «Вернитесь!» послал мысленно на три буквы…