Читаем Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны полностью

Генералы и полковники РККА в плену в годы Великой Отечественной войны

Как часто бывает в истории с советскими военнопленными в годы Великой Отечественной войны, немецкие официальные данные о них плохо согласуются с поздними советскими воспоминаниями. В данном случае – с мемуарными текстами Е. Е. Лундберг-Матвеевой, Н. А. Черкашиной-Фокановой и П. В. Васильевой, хранящимися в архиве Жлобинского государственного историко-краеведческого музея.

Летом 1941 года они служили в медико-санитарном батальоне 61-й дивизии, размещавшемся 16 августа неподалеку от г. Буда-Кошелево. Днем от командира части Е. Е. Лундберг получила приказ принять на себя медицинское сопровождение раненого при авианалете командира соединения генерала Н. А. Прищепу. Комдив находился в тяжелом состоянии, часто терял собрание, мучился болями в спине (одна из пуль попала в позвоночник), и ему время от времени вводили обезболивающее.

Вечером генерала погрузили на автомашину и отправили в госпиталь под надзором Е. Е. Лундберг, П. В. Васильевой и Н. А. Черкашиной. Сначала поехали в сторону г. Буда-Кошелево, но ночью закончился бензин, и шофер сбежал. Немцы временами обстреливали дорогу и местность вокруг нее. Через некоторое время показалась легковая машина. Оставшиеся при генерале санитарки смогли ее остановить, и оказалось, что в ней ехали работники политотдела корпуса, которые хорошо знали командира 61-й дивизии. Раненого положили на пол, под ноги, почти по диагонали.

Неподалеку от ст. Буда-Кошелевская, где, как казалось, должны были быть наши части, наткнулись на шлагбаум, охранявшийся немецким часовым. Шофер легковушки, услышав окрик, поддал газу и проскочил через станцию. Сзади раздалась пулеметная очередь, но почти никакого вреда она не нанесла. За станцией остановились на ночлег. К утру генерал Н. А. Прищепа скончался, его тело завернули в плащ-палатку и опустили в неглубокую, вырытую наспех, могилу. Часы генерала взяла себе Е. Е. Лундберг. Группа вышла через несколько дней в полосе 154-й дивизии и рассказала о случившемся ее командиру генералу Я. С. Фоканову [394].

В 1951 г. останки генерала обнаружили и перезахоронили в г. Буда-Кошелево, где в 1960 г. на могиле установили памятник.

Полковник Т. Г. Смолин

Неоднократно в течение 1941 года оказывалась в окружениях 137-я дивизия. Всякий раз она несла потери погибшими, пропавшими без вести или же пленными. Из числа полковников этого соединения в немецкой неволе оказался командир 278-го легко-артиллерийского полка Т. Г. Смолин после того, как в августе его часть оказалась отрезанной противником в районе г. Сураж.

Ночью полковник собрал совещание командиров и политработников и объявил, что они находятся в глубоком окружении. Потом он императивно добавил: «полком к своим не выйти. Будем выходить группами. Приказываю: технику вывести из строя, коней распустить, каждому командиру вести свое подразделение». Бывший помощник начальника штаба полка вспоминал, что тогда встретил слова своего командира с недоумением и непониманием: техника была исправна, имелись снаряды, еще можно было вести бой. А приказ означал прекращение существования полка как боевой единицы.

В группе самого полковника Т. Г. Смолина сначала находилось около десятка человек, вскоре осталось только четверо. Во время одной из ночевок их обнаружили немцы. Полковник вспоминал: «Под утро, еще спали в лесу, сквозь сон слышу – автоматная очередь совсем близко. Поднял голову – немцы! Со мной лежал инструктор политотдела полка, вот забыл его фамилию, он успел застрелиться, я смотрю: батюшки мои, в голове дырка и мозг течет… Я застрелится не успел, автоматчики вот уже рядом» [371, с. 96–97]. Случилось все 22 августа 1941 года.

Слова полковника выглядят как неумелое оправдание. Как будто если не успел застрелиться, то ничего иного, кроме сдачи, уже не остается. А ведь можно было попытаться отстреливаться, бежать, сопротивляться, как поступил, например, полковник П. П. Опякин. Да, любой из этих вариантов мог привести к гибели, но к гибели в бою. Но, ужасная дырка в голове инструктора политотдела произвела на Т. Г. Смолина настолько сильное впечатление, он ничего не успел или не смог сделать, а сдался и остался жить.