Генетический взрыв

Грузовик пришельцы спалили, вместе с зенитной артустановкой. Пешком по автодороге не двинешься, тем более с двумя ранеными. В группе Залётина всего один боец на ногах, как он их потащит? Хорошо, что они ещё отстреливаются иногда.

Чёрт, пока что могу только ждать. Иначе дурь получается: ладно, если сам помру без пользы, так ещё ребят своих положу, а застрявшую группу не вытащу. Открытое пространство, перед пулемётом не побегаешь.

— Юлий Павлович, наколдуй уже что-нибудь, а? — вздохнув, попросил я.

— Ставьте оружие, заряжу, как заслуженный экстрасенс России, — буркнул тот. — Да отвалит она, отвалит, им окрестности контролировать надо.

— Твоими бы устами…

— Я эту публику знаю, — самоуверенно заявил уфолог.

— Кто бы сомневался, — серьёзно подтвердил его слова Данька.

Этот недостроенный двухэтажный дом, на втором этаже которого расположилась группа — отличная позиция. Ульяновский пикап, прокачанный по максимуму тяжёлый внедорожный монстр, на котором мы приехали, стоит внизу, чуть поодаль, укрытый кустами и деревьями. Сбегать бы к нему, да не получается, корабль гугонцев в любой момент может выскочить снизу, он всё ещё болтается где-то там, у Мзымты.

По другую сторону автострады стоит дом абхазского типа на сваях с длинной дощатой террасой по кругу. Двери и окна в этом мрачном доме крест-накрест заколочены кривоватым тёсом, а вокруг разрослись настолько бурные дебри лавра и терновника, что подойти к нему почти невозможно.

Позади недостроя узкий асфальтовый подъезд окружают заросли азалии. За этими зарослями, за их редкой трепещущей листвой, в размытой дымке и в стрелах солнечного света, падающих сквозь тучи в бездонные пропасти, бежит к морю Мзымта. А вокруг неё под надзором белых громад Главного Кавказского хребта лежит загадочная горная страна, всё такая же закрытая и неизведанная, как и сотни лет назад. Здесь наши бились с фашистами, останавливая их полчища, среди этих гор под зеленым знаменем пророка погибали последние отряды Шамиля, в этих местах закончилась Великая Кавказская война. Здесь в районе ближе к Старому Адлеру пошёл в свою последнюю атаку Бестужев-Марлинский. Теперь трехпогибельный Кавказ угрюмо смотрит на последнюю, может быть, войну человечества.

— Уйдёт она, я чувствую, — услышал я голос уфолога.

Ну-ну.

Я посмотрел на часы. Есть ещё девять минут. Если ничего не случится в нашу пользу, то придётся воевать в этих условиях.

Древность лежала вокруг…

Вид отсюда сумасшедший. Залётин порой называет такие панорамы давно забытым словом бельведеры, что и переводится, как «прекрасный вид».

В этом слиянии двух ущелий, чуть выше которого была природная площадка, годная для строительства, издревле жили, как мне казалось, очень патриархальные, но по-своему счастливые люди, даже если это были неудачливые монахи. Но не они мне представились, а простые деревенские жители, настоящие труженики. Прохладными вечерами они сидели у распахнутых дверей своих нехитрых домов, покуривая вырезанные из кукурузного початка трубки, и почти не разговаривали — всё давно высказано, ничего нового не происходит. Загорелые босоногие детишки в глиняных кувшинах несли свежую воду из реки, морщинистые женщины готовили возле открытого очага с огромным подвесным котлом нехитрый ужин, в котором нет шашлыка, как и мяса вообще, выпечка, мамалага да сыры… Старики безмолвствовали, положив руки на кинжал, и их седые брови прикрывали боевой ещё блеск глаз.

Да, ровно так всё оно и было.

Ближе к горе высится небольшой лесок. Это знаменитые лермонтовские чинары, то есть платаны. А есть ещё чинарь, так в просторечье именуют буковое дерево. Буковые орешки — «чинарики» — содержат много масла, которым раньше заменяли так называемое прованское, то есть оливковое. Их очень любят полудикие свиньи местной породы. Рядом с крошечным поселением раскинулись виноградники, небольшие поля кукурузы и табака.

В картине не хватало только арбы, медленно ползущей по дороге, старой повозки с лёгким грузом, которая нагружена более чем доверху. Пусть это будет кукуруза, здесь всегда любили кукурузу. Что бы делали горцы, не завези европейцы из Америки эту выгодную культуру… Нет, нужны ещё и кувшины с вином сорта изабелла, тогда старая арба будет приятно скрипеть и чуть слышно погромыхивать, съезжая на обочину к абхазскому или греческому дому. И пусть недавно пройдёт дождь. От этого мне будет казаться, что снопы блестят серебром.

Если бы у меня хватило воображения и остроты восприятия, я бы, пожалуй, написал литературный этюд, посвященный этому мистическому месту.