Я уже в третий раз за вечер развел руками, в этот раз безо всякой подоплеки. Просто я действительно не помню, что произошло в той гостинице и куда подевались два десятка стражей.
— Он оскорбил меня, — уже спокойным голосом проговорил Герман. — Я в своем праве. Если этого смерда не осадить, потом десятки таких же возомнят о себе невесть что.
— Ох, как же вы неправы, — прозвучал еще один знакомый голос.
В нашем и так безмерно разросшемся кружке прибавилось. Обладателем текучего, как талый снег, голоса был высокий статный мужик, слегка седоватый. Его сопровождали строгая леди с забранными в пучок черными волосами и девушка-одуванчик лет пятнадцати.
— Герцог? — приподнял брови я, узнав клиента банка. Именно с ним не так давно довелось обмывать удачную сделку.
— Удивительная память, — улыбнулся знакомый и повернулся к своим дамам. — Позволь представить тебе мою жену Беллу и дочь Иду.
— Очень приятно, — ответил я и, поклонившись, приложился к обеим ручкам. Да сегодня просто аншлаг, а я попал между молотом и наковальней!
— А ты, смотрю, время не теряешь, — усмехнулся герцог, имя которого я забыл. — Заводишь новые полезные знакомства? Похвально, юноша, похвально.
Стоявшие позади друзья молчали. Они-то знали эту историю с герцогом, во всяком случае, они знали все, что знал я. А вот Герман, Элиот и Азалия смотрели на меня с легким удивлением.
— Но уважаемый Дарий прав — с выпивкой тебе лучше не шутить.
— Если честно, я практически ничего не помню! — посетовал я.
Босс с герцогом переглянулись, и я позволил себе улыбнуться.
— Потом расскажу, — пообещал гном и повернулся к открывшемуся входу в длинный коридор. — А сейчас нам следует пройти на свои места.
— Было бы неплохо, если бы все знали эти свои места, — пробурчал Герман, все же развернувшись в противоположную сторону.
Когда мы почти дошли до дверей, ко мне подошел герцог.
— Вы мой должник, Тим, — обронил он и удалился вместе со своей семьей.
Мы же всемером направились к лестнице, ведущей на второй этаж, где, как можно догадаться, были ложи, в одну из которых нас всех и пригласили. Поднявшись по ступеням, мы очутились в другом коридоре, а вскоре зашли в саму ложу. В целом я не заметил ничего особенного: тот же красный бархат, оркестровая яма, сцена, ложи и нижний зал. В той же Мариинке, например, намного красивее. Здесь все слишком просто. Будем надеяться, что сама опера не столь пресна.
И вновь мне пришлось подавать руку Лейле, дабы помочь ей сесть. Вскоре к нам в дверь постучались, и один из лакеев принес очки-амулеты, заменявшие театральные бинокли. В ложе снова заструился привычный для благородных диалог. Казалось, недавний конфликт был забыт, но я чувствовал негативную энергию, источаемую Германом. Вообще я стал много тоньше ощущать то, чего раньше не замечал. Мой первый наставник, Добряк, был прав, когда разделял два потока — энергию мира, используемую в повседневности, и энергию жизни, которую мы использовали для своих техник.
Каждый из этих потоков я ощущал по-разному. Мировая энергия для меня нечто эфемерное, неосязаемое. Как легкое дуновение ветерка в жаркий летний день, как первый лист, сорвавшийся осенью с еще зеленого дерева. Мировая энергия являлась чем-то, что пронизывало все, но при этом она старалась «обтечь» меня. Очевидно, это связанно с тем, что в некотором роде я не являюсь частью этого мира. Получается, мой резерв мизерен не потому, что я слаб, а потому, что мир не принимает меня, не доверяется мне.
С другой стороны — энергия жизни. Это ревущий поток, пробивающий себе путь через тающие льды. Размывая их, он усиливается с каждой секундой. Это яростное пламя, пылающее глубоко в груди: оно согревает, но стоит чуть ослабить заслонку, может и обжечь. И здесь я тоже дошел до сути. В столь позднем возрасте я смог стать Тенью-одиночкой, наемным убийцей, не из-за скрытых талантов, а лишь потому, что в одном теле томится жизненная энергия двух существ — моя и Ройса, изначального его обладателя. Мне понадобилось полгода сидения в библиотеке, чтобы докопаться до сути своих возможностей, вот только в магической практике это не помогает ни на йоту.
— Что на тебя нашло? — прошептала Лейла, когда разговор стал затухать одновременно с гаснущим светом.
— Понятия не имею. — Что-то я сегодня вру и не краснею. — Кажется, дает о себе знать моя будущая профессия.
— Не будешь сдерживаться — никакого будущего не светит.