Генезис цивилизации. Откуда мы произошли...

На скалах в окрестностях уединенного места, где расположен Канаисский храм и где римский генерал-губернатор учредил укрепленный форпост, сохранились наскальные рисунки, относящиеся к Додинастической эпохе. На всем протяжении истории человечества путники, особенно те, кто совершал трудное путешествие по диким, неизведанным землям, стремились оставить на скалах свою «визитную карточку». И кочевники-бедуины наших дней, и воины экспедиционного корпуса Китченера, посланного освободить Хартум, и — в куда более древние времена — греческие наемники, сражавшиеся на стороне фараонов в верховьях Нила, — все они выкроили несколько минут, чтобы оставить на теневой стороне скал свой «автограф». В засушливом климате пустыни все эти рисунки и знаки сохраняются настолько хорошо, что иной раз трудно поверить, что эти надписи были сделаны не вчера, а много тысячелетий назад.

Чета Вейгаллов отправилась к Вади-Аббад, намереваясь скопировать как можно больше граффити, которые могут им встретиться. Это было неотъемлемой частью исследования наскальных надписей, проводившегося Артуром, которому в ходе более ранних экспедиций уже приходилось бывать в других местах, за пределами Восточной пустыни.

В популярной книге Вейгалла, рассказывающей о его путешествиях и опубликованной в 1909 г., мы впервые видим несколько чернильных факсимильных прорисей этих наскальных рисунков — рисунков, ставших на многие десятилетия предметом жарких дебатов.

По следам Вейгалла

В январе 1997 г., регулярно приезжая в Египет на протяжении более тридцати лет, я решил, что мне давно пора собственными глазами взглянуть на находки, сделанные Вейгаллом в окрестностях Вади-Аббад. Это была первая из целого ряда экспедиций в пустыню в поисках доисторических наскальных рисунков.

Все началось на рассвете 14 января, когда разразилась настоящая буря с градом. Как оказалось, Сет не слишком любезен с незваными гостями своих пустынных владений. В эти минуты, кое-как укрывшись в одной из машин нашего каравана где-то в окрестностях Луксора, я уже хотел было отказаться от своего намерения. Право, мчаться в бурную грозу по ровной, как стол, пустыне — дело не из приятных. Мне тотчас пришли на ум юные студенты, недавно погибшие в такую же грозу в Омане. Их машины были смыты неожиданным наводнением на дне одного из вади.

Эти губительные потоки, пожалуй, самое грозное оружие Сета против непрошеных гостей. Неожиданно, без всякого предупреждения, огромная приливная волна бурлящей грязи вперемешку с камнями, вызванная ливнем, вздымается и врывается в узкие русла вади, сметая все на своем пути. Это может случиться и тогда, когда поблизости не видно никакого дождя. Потоп может быть вызван ливнем, обрушившимся на плато пустыни в верховьях вади, который буквально вскипает, превращая лениво текущую воду в неистовый поток, вбирающий в себя по пути песок и каменные глыбы. Даже если это случится в нескольких километрах от вас, вы не можете быть спокойными за собственную жизнь, особенно если находитесь на пути бурной стремнины, несущейся в долину Нила, и тем более если почему-либо оказались в тесном вади. Единственное предупреждение о надвигающейся беде — грохот камней, катящихся на запад.

По иронии судьбы, давно подмеченной наблюдательными древними египтянами, вода, являющаяся жизнедарной (колодец у канала Вади-Аббад, выстроенный фараоном Сети I, может нести с собой смерть и разрушение, будучи грозным оружием Сета, Владыки Хаоса, от которого происходит имя Сети («Принадлежащий Сету»). Здесь мы опять видим использование суффикса «и» в притяжательном значении, означая «Принадлежащий» или — как это имело место в случае с Нокди — «относящийся к (земле) Нод». Такое лингвистическое оформление присуще и древнеегипетскому, и персидскому языкам. То же самое правило действует и в арабском: «Масри», означающем «Человек из Масра», как по-арабски именуется Египет, что, в свою очередь, восходит к тому же источнику, что и ассирийское Мусри,и древнееврейское Мицраим.К этимологии слова «Маср» мы еще вернемся в последней главе этой книги, когда будем говорить о шумерских корнях библейского Мицраима и его бога.

Сидя в наглухо закрытой машине в ожидании, когда же кончится буря, я наблюдал за мужчинами в щегольских галабейах [179], метавшимися вокруг в поисках укрытия от ливня. Сквозь ветровое стекло я заметил молодого бычка, почти теленка, охваченного настоящей паникой, которого его хозяин-юноша гнал по дороге. Между тем градины были величиной с куриное яйцо, и я радовался, что надежно укрыт в коконе собственной машины. При всем том я не мог отделаться от ощущения, что Сет таким образом мягко предупреждает меня, чтобы я отказался от продолжения пути. Но буквально через минуту, так же внезапно, как и началась, гроза кончилась и опять засияло солнце. Сердитая туча, проплыв над Нилом, направилась в сторону Долины Царей. И я решил отправиться дальше.