Гениальность и вырождение

Такой фантазией мы должны считать известную галлюцинацию Гёте, когда он при поездке верхом в Зезенгейм увидел свою собственную фигуру верхом на лошади и себе навстречу: «Я увидел себя самого верхом себе навстречу и при том в костюме, какого и никогда не носил; это было серое платье с золотыми обшивками. Когда я пришёл в себя из этого сна, фигура исчезла. Странно, однако, то, что спустя восемь лет я очутился на том же пути, чтобы ещё раз навестить Фридерику, в том же платье, которое мне пригрезилось и которое я одел не по выбору, а случайно. Чтобы об этом ни говорили, но странный призрак доставил мне в те минуты расставания некоторое успокоение».

Волнения, вызванного прощанием с Фридерикой, для богатой фантазии Гёте было достаточно, чтобы создать призрак. Гёте сам судил об этом состоянии вполне правильно. Он признал во встречной фигуре призрак и говорит: «Когда я пришёл в себя из этого сна, фигура исчезла». Весьма характерно для этого состояния, что Гёте сам называет его сном. Очевидно, во время галлюцинации действительные зрительные впечатления не были восприняты, и все, что Гёте в этот момент перед собой видел, было фантастической картиной, между тем как некоторые другие галлюцинации приводятся в связь с действительно воспринятыми объектами. Гёте говорит далее, что призрак доставил ему утешение и успокоение. Он, следовательно, очевидно соответствовал его мыслям, и можно допустить, что Гёте уже заранее рисовал себе в фантазии тот момент, когда он снова навестит Фридерику.

Различает ли данная личность галлюцинации как таковые или нет, — имеет для суждения о случае столь же мало решающее значение, как простое существование обманов чувств. Это зависит, скорее, от содержания галлюцинаций, затем от суеверия, от религиозного настроения и от общего миросозерцания данного индивидуума. Лютер верил в существование личного дьявола. Его галлюцинация была следствием этой веры, следствием его представлений. Если он поэтому принимал обман чувств за действительность, то в этом нет ничего болезненного, а оно явилось лишь следствием его мировоззрения. Точно также дело обстоит и с видениями многих святых и пророков. Хотя должно сознаться, что многие из них были помешанными, было бы всё–таки ошибочно считать душевнобольным каждого из них, иногда имевшего галлюцинации. Человек, посвятивший всю свою жизнь религиозным созерцаниям, всецело проникнутый истиной того, во что он верит, при сколько–нибудь живой фантазии и при сильном душевном волнении будет иметь галлюцинации зрения и слуха, которые он будет принимать за действительность; но при этом может не быть ни малейшего болезненного процесса. Подобные обманы чувств, вызванные внушением или самовнушением, нередки в особенности у людей, одарённых богатой фантазией. Когда Бенвенуто Челлини молился в тюрьме, чтобы Бог дал ему ещё раз узреть свет солнца, ему явилась галлюцинация – ландшафт, сиявший в солнечном блеске. Наполеон перед выдающимися событиями видел свою звезду на небе. Паскаль, сильно испугавшись чего–то, увидел перед собой пропасть. Если мы захотим придать веру рассказу Плутарха, то галлюцинацию Брута следует истолковать таким же образом.

Вопрос о том, должно ли рассматривать галлюцинации как нечто при всех условиях болезненное, не может быть решён с теоретической точки зрения, а это только дело опыта, как и вся остальная психиатрия. Если бы опыт нам показал, что галлюцинации бывают только у помешанных, то мы имели бы право смотреть на обманы чувств при всех условиях как на болезненные симптомы. Дело, однако, обстоит не так. Опыт показывает нам, что и здоровые люди, в особенности люди с живой фантазией, какую мы встречаем у великих художников и поэтов, имеют иногда галлюцинации, и если такие люди относятся к исключениям и не считаются «нормальными», то было бы всё–таки крайним заблуждением считать умственно расстроенными всех тех великих людей, которые иногда подвергались обманам чувств; было бы заблуждением вообще приводить их в какую–либо близкую связь с умопомешательством.

Я уже в другом месте указал на то, какое влияние аффект может оказать на все органы тела. Как мы все по опыту знаем, постоянное ускорение сердечной деятельности всегда служит признаком болезни. Но, скажите, какому врачу придёт в голову признать порок сердца у человека, у которого сердце сильно забилось вследствие такого душевного волнения, как испуг, страх, радость? Аффект может вызвать у одного человека сердцебиение, у другого вазомоторные явления (краска или бледность в лице), у третьего всякого рода нервные явления, — и во всех этих случаях не будет ничего болезненного. Если у человека с необыкновенно сильной фантазией аффект иногда вызывает преходящую галлюцинацию, то это явление можно уподобить обычному для нас сердцебиению, с той только разницей, что оно случается гораздо реже.