— Это не ложь,— сказал он.— Необходимость заставляет меня лишать вас свободы, но я должен чем-нибудь вознаградить вас. Я действительно увеличиваю вам жалованье. Пишите дальше: «Уход здесь прекрасный, и хотя работы много, но я чувствую себя великолепно. Ко мне не приходи,— профессор никого не принимает у себя. Но не скучай, я тебе буду писать...» Так. Ну, и от себя прибавьте еще каких-нибудь нежностей, которые вы обычно пишете, чтобы письмо не возбудило никаких подозрений.
И, уже как будто позабыв о Лоран, Керн начал размышлять вслух:
— Долго так, конечно, продолжаться не может. Но, надеюсь, я долго и не задержу вас. Наша работа приходит к концу, и тогда... То есть, я хотел сказать, что голова недолговечна. И когда она прикончит свое существование... Ну, что там, вы знаете все. Проще сказать, когда мы кончим с Доуэлем работу, окончится и существование головы Доуэля. От головы не останется даже пепла, и тогда вы сможете вернуться к своей уважаемой матушке. Вы больше не будете опасны для меня. И еще раз: имейте в виду, если вы вздумаете болтать, у меня есть свидетели, которые в случае надобности покажут под присягой, что бренные останки профессора Доуэля вместе с головой, ногами и прочими профессорскими атрибутами сожжены мною после анатомического вскрытия в крематории. Для этих случаев крематорий — очень удобная вещь.
Керн позвонил. Вошел Джон.
— Джон, ты отведешь мадемуазель Лоран в белую комнату, выходящую окном в сад. Мадемуазель Лоран переселяется в мой дом, так как сейчас предстоит большая работа. Спроси у мадемуазель, что ей необходимо, чтобы устроиться поудобнее, и достань все необходимое. Можешь заказать от моего имени по телефону в магазинах. Счета я оплачу. Не забудь заказать для мадемуазель обед.
И, откланявшись, Керн ушел.
Джон проводил Лоран в отведенную ей комнату.
Керн не солгал: комната действительно была очень хороша — светлая, просторная и уютно обставленная. Огромное окно выходило в сад. Но самая мрачная тюрьма не могла навести на Лоран большей тоски, чем эта веселая, нарядная комната. Как тяжелобольная, добралась Лоран до окна и посмотрела в сад.
«Второй этаж... высоко... отсюда не убежишь...»— подумала она. Да если бы и могла убежать, не убежала бы, так как ее бегство было бы равносильно приговору для головы Доуэля.
Лоран в изнеможении опустилась на кушетку и погрузилась в тяжелое раздумье. Она не могла определить, сколько времени находилась в этом состоянии.
— Кушать подано,— услышала она, как сквозь сон, голос Джона и подняла усталые веки.
— Благодарю вас, я не голодна, уберите со стола.
Вышколенный слуга беспрекословно исполнил приказание и удалился.
И она вновь погрузилась в свои думы. Когда в окне противоположного дома вспыхнули огни, она почувствовала такое одиночество, что решила немедля навестить головы. Особенно ей хотелось повидать Доуэля.
Неожиданный визит Лоран чрезвычайно обрадовал голову Брике.
— Наконец-то! — воскликнула она.— Уже? Принесли?
— Что?
— Мое тело,— сказала Брике таким тоном, как будто вопрос шел о новом платье.
— Нет, еще не принесли,— невольно улыбаясь, ответила Лоран.— Но скоро принесут, теперь уж вам недолго ожидать,
— Ах, скорей бы!..
— А мне также пришьют другое тело? — спросил Тома.
— Да, разумеется,— успокоила его Лоран.— И вы будете такой же здоровый, сильный, как были. Вы соберете денег, поедете к себе в деревню и женитесь на вашей Мари.
Лоран уже знала все затаенные желания головы.
Тома чмокнул губами.
— Скорее бы.
Лоран поспешила пройти в комнату головы Доуэля.
Как только воздушный кран был открыт, голова спросила Лоран:
— Что все это значит?
Лоран рассказала голове о разговоре с Керном и своем заключении.
— Это возмутительно! — сказала голова.— Если бы я только мог помочь вам... И я, пожалуй, смогу, если только вы сам поможете мне...
В глазах головы были гнев и решимость.
— Все очень просто. Закройте кран от питательных трубок, и я умру. Поверьте, что я был даже разочарован, когда Керн вновь открыл кран и оживил меня. Я умру, и Керн отпустит вас домой.
— Я никогда не вернусь домой такой ценой! — воскликнула Лоран.
— Я бы хотел иметь все красноречие Цицерона, чтобы убедить вас сделать это.
Лоран отрицательно покачала головой.
— Даже Цицерон не убедил бы меня. Я никогда не решусь прекратить жизнь человека...
— Ну, разве я человек? — с грустной улыбкой спросила голова.
— Помните, вы сами повторили слова Декарта: «Я мыслю. Следовательно, я существую»,— ответила Лоран.
— Положим, это так, но тогда вот что. Я перестану инструктировать Керна. И уже никакими пытками он не заставит меня помогать ему. И тогда он сам прикончит меня.
— Нет, нет, умоляю вас,— Лоран подошла к голове.— Послушайте меня. Я думала раньше о мести, теперь думаю об ином. Если Керну удастся приставить тело трупа к голове Брике и операция пройдет удачно, то есть надежда и вас вернуть к жизни... Не Керн, так другой.