— Приветствую вас, друзья, — мирно сказал Сократ. — Что вам такое нужно, что не может подождать до утра?
— Сократ, сын Софрониска? — спросил один из громил.
— Да Сократ это, Сократ, — сказал другой, хотя Сократ и сам кивнул головой.
— Надо знать точно, — сказал первый, после чего снова обратился к Сократу: — Пойдем с нами.
— А если не пойду? — спросил он.
Все незваные гости подняли дубинки.
— Пойдешь, — сказал их предводитель, — по–хорошему или по–плохому. Выбирай сам.
— Сократ, чего этому идиоту нужно? — заорала Ксантиппа из глубины дома.
— Меня, — сказал он, и ушел вместе с громилами в ночь.
* * *
Алкивиад зевнул. Даже такому опытному дебоширу, как он, бодрствование в середине ночи казалось странным и неестественным. Когда садилось солнце, большинство людей шли спать до утра. Даже дебоширы, пусть и не всегда. Глиняные лампы, слабо освещавшие этот пустынный дворик и наполнявшие его запахом горелого оливкого масла, не шли ни в какое сравнение с яркими, теплыми, веселыми лучами Гелиоса.
Откуда-то появилась летучая мышь, схватила моль около одной из ламп — и тут же пропала снова.
— Теперь их не могу, — пробормотал один из людей, находящихся в дворике вместе с Алкивиадом. — Они противоречат самой природе.
— Про меня говорили то же самое, — беспечно ответил Алкивиад. — Впрочем, замечу, что я красивей летучей мыши. — Он самодовольно улыбнулся. Любуясь собственной внешностью, Алкивиад совершенно не знал меры, пусть его гордыня и не была лишена оснований.
Его приспешники ухмыльнулись. Открылась входная дверь.
— А вот и они, — сказал ненавистник летучих мышей. — Давно уж пора.
Вошел Сократ в сопровождении полудюжины мордоворотов.
— Приветствую тебя, — сказал Алкивиад. — Мне очень жаль, что ты заставил меня так поступить.
Сократ склонил голову набок и посмотрел на Алкивиада изучающим взглядом. В этом взгляде не было страха — только любопытство, хотя он наверняка понимал, что его ждет.
— Как это один человек может заставить другого? — спросил он. — А уж если человек сам знает, что данный поступок нехорош, то как можно заставить его такой поступок совершить?
— Этот поступок хорош — для меня, — сказал Алкивиад. — Ты нарушал на агоре общественный порядок.
— Нарушал порядок? — покачал головой Сократ. — Прости, но тот, кто тебе об этом сказал, руководствовался ложными сведениями. Я сказал людям правду и задал им вопросы, которые, может быть, помогут им решить, что истинно, а что нет.
— Это и есть нарушение общественного порядка, — сухо сказал Алкивиад. — Если ты критикуешь меня, то кто же ты еще, как не нарушитель?
— Правдолюбец, как я уже сказал, — ответил Сократ. — Ты не можешь этого не знать. Мы с тобой нередко это обсуждали. — Он вздохнул. — Я думаю, что мой гений был неправ, призывая сопровождать тебя в Сицилию. Да, он раньше никогда не ошибался — но как же ты можешь с такой легкостью отказаться от всего, что ранее полагал истинным?
— Это верно, ты показал мне, что боги не могут быть такими, какими их вообразили Гомер и Гесиод, — сказал Алкивиад. — Но ты сделал из этого неверный вывод. Ты говоришь, что мы должны жить так, как если бы боги за нами наблюдали, пусть они этого и не делают.
— И мы действительно должны так жить, для нашей же пользы, — сказал Сократ.
— Но если боги за нами не наблюдают, о наилучший, так чего же нам стесняться? — спросил Алкивиад. — Если это и есть моя единственная жизнь, то я возьму от нее все, что смогу. И если кто-нибудь встанет на моем пути… — он пожал плечами, — …то мне будет очень жаль.
— Хватит этой болтовни, — сказал приспешник Алкивиада, ненавидящий летучих мышей. — Дай ему лекарство. Уже поздно, домой хочу.
Алкивиад достал горшочек из красной глины, окрашенный в черный цвет.
— Цикута, — сказал он Сократу. — Легко и быстро, и куда меньше возни и шума, чем в случае с Критием.
— Как ты благороден, — заметил Сократ. Он сделал шаг вперед и потянулся за горшочком. Приспешники Алкивиада ему не помешали. Да и зачем? Если он выпьет яд безропотно — тем лучше.
Но когда до Алкивиада оставалась лишь пара шагов, Сократ закричал «Элелеу!» и бросился на своего бывшего ученика. Горшочек с цикутой упал на змелю. Алкивиад сразу же понял, что его жизнь находится под угрозой. Хоть Сократ и был на двадцать лет старше, но его широкоплечее тело казалось одним сплошным мощным мускулом.
Сократ и Алкивиад покатились по земле, обмениваясь ударами, проклятиями, пинками и попытками выдавить сопернику глаза. Это был самый настоящий панкратион, борьба без правил, в которой соревновались атлеты на Олимпийских играх. Алкивиад опустил голову поближе к своей груди. Большой палец Сократа, направленный Алкивиаду в глаз, попал вместо этого ему в лоб.
Будучи еще мальчиком, Алкивиад однажды укусил противника, одолевавшего его в борьбе.
— Ты кусаешься подобно женщине! — закричал тогда его соперник.
— Нет, подобно льву! — ответил он.