Но Фан Линь пока ещё не знал о том, что происходило в его душе; мужчина спал глубоким сладким сном. В первый раз после приёма пилюли он впал в кромешное забвение; во второй раз он увидел конкретное мгновение из своего прошлого, возможно потому что оно постоянно витало в его голове перед тем, как его разум унесло в небесные дали.
Теперь же Фан Линь в своём сне видел невозможное.
Во время битвы к нему вернулись силы, все, почти без остатка, и на жалкие тринадцать секунд он снова стал свободен. Он был как человек, которого много дней держали скрюченным и связанным в железной коробке, и которому наконец позволили выпрямиться, размять свои ноги, вздохнуть полной грудью; потом его снова затолкали в коробку, но одного этого мгновения хватило, чтобы в его душе, где-то на языке, на кончике спинного мозга остался мазок свободы – и теперь он сопровождал его сновидение.
Фан Линю снилось ощущение свободного полёта среди звёзд.
Его сон был приятным как бальзам на голое сердце, так что даже когда мужчина проснулся, он всё ещё ощущал внутри себя отголоски ветра свободы.
Фан Линь вдохнул полную грудь затхлого воздуха и стал кашлять. Содрогаясь от кашля, он приподнял спину. Мужчина осмотрелся: он лежал на каменной скамейке в довольно просторном коридоре, с кажущимися немного узкими, но очень высокими каменными стенами, которые, поднимаясь напротив друг друга, в какой-то момент сходились треугольником. В потолке зияли две выбоины, из которых в помещение проливалось ясное голубое небо.
Фан Линь на него посмотрел, пощурился и ещё раз прокашлялся. Мужчине вдруг показалось, что его тело издевается над ним; что своим кашлем оно хочет как бы стереть с него отпечаток сладкого сна. Так оно в итоге и вышло. Вскоре, когда у Фан Линя заболело горло, мужчина совсем позабыл сон и полёт, и снова вспомнил где он и чем занимается. Он попробовал подняться, но сразу же снова присел на скамейку, ещё немного передохнуть; потом, когда голова его наконец немного прошла и перестала трещать, Фан Линь с трудом поднял себя на ноги и побрёл по пыльному коридору.
По сторонам его мелькали выбоины в каменной стене. В них, в немного мутном свете — приходилось щуриться, — Фан Линь разглядел черепа, кости, и прочие человеческие останки. Все стены были уложены ими снизу доверху — при этом сам потолок находился примерно в семи метрах, так что это было целых три этажа, нашпигованных мертвецами; мужчина шёл по огромному мавзолею.
В какой-то момент, шагая уже довольно долго, — начали болеть ноги, — Фан Линь стал подыскивать особенно широкие выбоины в стенах, чтобы может быть вытянуть тамошнего обитателя с его места, прилечь там на пару минуток и отдохнуть; и вскоре после того как мужчине пришла в голову эта занятная задумка, наконец забрезжил свет в конце туннеля, и зазвучал размеренный мужской голос:
— ...Это гробница Генерала Семи Ветров... Он жил...
Фан Линь пошёл быстрее и вскоре сам искупался в свету; он вышел в просторный каменный зал. Справа бежала стена, переходящая дальше в коридор. Ясный свет словно туш подчёркивал неровности и выбоины на её поверхности. Слева на трёх ступеньках лежала невысокая платформа. Посреди неё находился вделанный в пол гроб из рыжего камня. За ним была другая стена — в ней, на высоте десятка сантиметров, зияла метровая прорезь треугольной формы, ведущая к мутновато-рыжему небу.
Возле груба, опустив ноги на ступеньки, сидел мужчина в голубом халате и потёртых штанах; перед ним на полу уселась девочка в шортиках и майке — Мая с большим интересом слушала рассказ мужчины и держала в руках чашку. Но вот девочку отвлекли шаги, она повернулась, вскочила, и...
— Мастер! — почтительно кивнула.
Фан Линь кивнул, что да, это он, Мастер, и подошёл к ней. И первым, что заметил мужчина, была странное волнение лице девочки. Ей потребовалось немного времени и усилий, чтобы успокоиться и сложить руки за спиной.
— С добрым утром, — прохрипел Фан Линь, и удивился, какой сухой у него голос — как будто это говорил один из высушенных трупов в стене.
— Будешь? — вдруг обратился к нему мужской голос. Фан Линь посмотрел за спину девушки и увидел, что человек в голубом халате протягивает ему глиняную чашку, из которой поднимался дымок; тут же Фан Линь понял, что странный аромат, который витал вокруг, был запахом чая.
Мужчина прошёл мимо девочки и взял чашечку. А стриженный человек в голубом халате снова опустил руки.
Звали его Ян Дао, и он был ни кем иным как «Мастером» Фан Линя — пускай и неофициальным, прибавил про себя мужчина, хлебая чай.
Он добил чашку и выдохнул:
— Горькая дрянь.
— Это Байхао Иньчжэнь, — сказал Ян Дао.
— На твоей подземной плантации не нашлось места для сахарного тростника?