Гений

Запрокинув голову навстречу проливному дождю, Усман смыл чуть грязь с лица, а затем, придерживая наспех перевязанную руку, в одиночестве поковылял по дороге, вспоминая дальнейшие события. Первым делом в непролазной грязи застряла тяжело груженая машина, и ее пришлось бросить вместе со всем грузом, ради которого все это вроде бы и было затеяно. Потом опустился туман, в котором бойцы терялись, чтобы никогда больше не появиться, а иногда и просто принимали друг друга за чужих и палили почем зря, сокращая и так уже небольшой отряд. Одного на глазах у Усмана спалило молнией. Смерть приходила в каком-то ей одной известном ритме, настигая в тот момент, когда казалось бы можно расслабиться и попытаться вздохнуть ненадолго. Одного бойца не убило, а ранило, и брат тащил его за собой, задерживая отряд. Обоих пришлось убить — сначала раненого, а потом и самого бойца, когда стало ясно, что тот будет мстить. Последнего оставшегося бойца Усман послал по подозрительно взрытой дороге вперед, и тот проделал ему проход в минном поле ценой своей жизни.

Аллах Акбар, подумал Усман, значит, такова была их судьба. Теперь, не связанный ни грузом, ни людьми, ему была одна дорога, в тот самый аул, куда они собирались с самого начала, в его родной аул. Родители приютят, укроют, а там видно будет. Вон его уже видно, даже двухэтажный родной дом из каменных блоков песчано-серого цвета, прилепившийся к склону скалы, разглядеть можно. И оборонительные башенки по краям. Родители, наверное, сейчас чай пьют, а может уже спать легли… В очаге — священном семейном очаге — догорают угли, все еще дающие тепло дому. А надоочагная цепь — другой священный символ дома — наверное еще держит на себе чеканный чайник, если только мать не убрала его бережно в сторону…

В шум дождя и раскаты грома вторгся еще один звук. Механический, равномерный. «Шайтан-арба…» — пробормотал про себя Усман. Вот и за ним пришли, понял он.

Нет, пришли не за ним. Справа от него в сторону аула шла, с трудом видимая среди дождя во вспышках молний, тройка вертолетов советского производства. Вертолеты проигнорировали одинокого бойца на дороге и деловито шли к своей цели. Неужто та летающая стерва и тут соврала, и русские тут все-таки есть?

Но нет, не соврала. Молния выхватила из темноты борт ближайшей машины с белым бортовым номером, большой красной звездой на красной же полосе, и желтым иероглифом, вписанным в эту звезду. Вертолеты заложили небольшой вираж, корректируя курс. Ракеты воздух-земля слетели с направляющих и понеслись к цели, оставляя в черном небе реверсивный след, подсвеченный их же выхлопом. Склон горы с лепящимися к ней домами вспыхнул и закрылся облаком оранжевого и черного цвета, не оставляя надежды, что хоть что-нибудь в этом облаке пламени могло выжить…

Усман упал на колени и впервые в жизни почуствовал, что силы оставляют его…

* R66 Алексель

Йогита и Миха и правда в основном справились без меня. Надо сказать, работа и правда была профессиональной, выверенной, Голливуд отдыхал. Можно сказать, приятно посмотреть, если не считать того, что смотреть было не очень приятно.

Когда, как и планировалось, от отряда остался один подсвеченный зеленым целеуказателем главарь, который продолжал упорно продираться в сторону родного аула, в небе появилась тройка вертолетов.

— А разве они в такую погоду летают? — удивился я вслух.

— Это — мой мир, — ответила Йогита, — У меня если надо, то и крокодилы летают.

— Так, вроде это и есть «крокодилы», — ответил я, имея в виду прозвище появившихся в небе летающих машин.

— Тем более, — флегматично согласилась Йогита.

Вертолеты, идя невысоко над верхушками деревьев и серьезно ниже нижней кромки облачности, проигнорировали одинокого человека на дороге и завернули вираж к тому самому аулу. С моим ночным зрением на них хорошо были видны знаки различия Народно-Освободительной Армии Китая. То-то мне форма избиваемого лейтенанта в начале показалась необычной. А я было подумал, что Йогита по небрежности советскую форму у киношников со складов позаимствовала, ан, нет…

Собственно, а чего удивляться? Если эта территория окажется без защиты, кому она достанется? Западу? Ну, да, мечтать не вредно. Мусульманам? Ага, зьисть-то он зьисть, да хто ж ему даст? Если не Россия, то только второй осколок империи Чингиз-Хана — Китай — и может.