И опять восхитился Лещук умом Колодяжного и мысленно пообещал себе побольше читать и думать, чтобы достичь таких же высот, как Олексанр Остапович. Ведь этот человек прямо у него на глазах, без особых усилий, только грамотной фантазией мысли, превратил частный случай в масштабное событие государственной значимости, которое еще не состоялось, но обязательно состоится.
Мовчан же, сердечно распрощавшись с Веней Вяхиревым, сержантом Евдохой и старшиной Таранчуком, поблагодарив их, отнес вместе с Евгением сверток с останками сына в частную автомобильную мастерскую Мусы Халилова, где тот был и хозяин, и работник. Муса уже кончил работать, был дома и готовился ужинать, но, узнав, в чем дело, отложил ужин. Мовчан попросил его сделать цельнометаллический гроб. Запаять туда Степана так, чтобы мать не смогла увидеть.
– Цинковые гробы делают, но ты столько цинковых листов не достанешь, а мне бы к утру.
– Цинковые делают для перевозки и чтобы вскрыть можно было, – объяснил Муса. – Цинк мягкий, если надо, взрезал, посмотрел, а обратно запаять – пять минут. Я тебе из нержавейки сделаю, хочешь? Есть у меня полосы – как раз подойдут.
– Ладно, спасибо. Только размером сделай не как… Ну, сам видишь. А в натуральную величину.
– Понимаю. Утром будет.
– Спасибо.
После этого Мовчан пошел в отдел. Евгений был с ним, это как бы само собой подразумевалось.
В кабинете Мовчан выпил, предложил Евгению, тот отказался.
Потом позвонил жене, сказал:
– Я все устроил, утром привезут.
– Ладно, – сказала Тамара выцветшим голосом. – А ты где?
– Да проследить надо, чтобы нормально все сделали.
– Ел что-нибудь?
– Конечно.
Мовчан еще выпил и сказал, будто подводя черту:
– Вот так, Евгений. Был у меня сын, и нет сына.
Евгений ответил:
– Вы еще молодой, у вас еще будут сыновья, – сказал Евгений то, что обычно говорят в таких случаях. – При этом говорящие понимают, что это не утешение, что скорбящий о ребенке не согласится: другого такого не будет. Но, может, в этом и есть настоящий смысл таких речей: не утешить, а, наоборот, растравить, как растравливают рану, чтобы оттуда вышла больная кровь.
– Больная кровь, да, – кивнул Мовчан, не особо вслушиваясь.
Евгений продолжил:
– Правда, майор Мовчан все же подумал о возможности второго сына – если от Светланы.
– Думаешь, я об этом подумал? – спросил Мовчан.
– Мне так кажется.
– А ведь пожалуй, – согласился Трофим Сергеевич. – Иногда сам не знаешь, о чем думаешь.
И как раз в это время заглянул Россошанский. Посмотрел на Евгения.
– Говори, говори, – разрешил Мовчан.
– Да смешно. Из гостиницы позвонили. Вроде того, Светлана Зобчик там окопалась и не хочет уходить.
– Что значит – окопалась? Интервью у кого-то берет или что?
– Не знаю.
– Она у Геннадия, – догадался Евгений.
– А чего они хотят? – спросил майор.
– Просят посодействовать, чтобы ушла. Я и говорю: смешно – девушку с полицией из гостиницы вытаскивать. Скоро кошек с деревьев снимать будем.
– А почему и не снять? Я, было дело, у одной бабушки канарейку ловил.
– Да нет, я ничего. Я вот – доложил, – поставил себе в заслугу Росссошанский. – Только у нас во всем отделе никого, Рябцев и Рябоконь на патрульной ездят, их послать?
– Сам пойду.
И Мовчан пошел к гостинице, что была на соседней улице.
Евгений последовал за ним.
– Тебе домой не пора? – спросил Мовчан.
– У меня нет дома.
– Имею в виду – к брату.
– Евгений грустно подумал, – сказал Евгений, – что для него, в отличие от большинства людей, нет понятия дома и нет понятия пора. Ему никуда не пора. Но он хотел увидеть Светлану, любовь к которой он понял, хотя сопротивлялся. А может, и не сопротивлялся. Но люди обычно сопротивляются, поэтому он все-таки, наверное, сопротивлялся.
– Ты о чем? – вслушался Мовчан. – Какая еще любовь?
– Евгений спохватился, что выдал свою тайну, – сказал Евгений. – Но тут же успокоился: опасен не тот, кто о любви говорит, а тот, кто молчит.
– Кому опасен?
– Вам.
– В голове у тебя, я смотрю, будто доминошки перемешались. То шесть-шесть, то пусто-пусто.
– Склонность к образному мышлению выдавала в майоре незаурядный ум, – невпопад ответил Евгений.
Майор хмыкнул – хоть и от дурака похвала, а все равно приятно.
Наталья и Валентина встретили Мовчана радостно, хотя и удивились:
– Что это вы сами, Трофим Сергеевич? Дело же пустяковое!
– Ведите, – велел Мовчан.
Повели на второй этаж, к номеру Геннадия.
Евгений шел поодаль, пока молчал.
Геннадий на стук открыл без вопросов и без промедления, словно ничего не опасался.
– Нарушаем? – спросил Мовчан.
– Ничего подобного. Человек хочет вселиться в гостиницу, администрация отказывает, несмотря на наличие свободного места.
– Типичный российский конфликт закона и произвола, – подал голос Евгений.
– Не надо врать! – крикнула и ему, и всем остальным, Наталья. – Она сперва сама закон нарушила, а уже потом придумали заселиться! А если кто еще до заселения хулиганит, имею право не вселять, чтобы он дальше не хулиганил, так ведь, Трофим Сергеевич?