– Я просто перемещаюсь в пространстве.
– Понятно. Хорошо.
– Что хорошо?
– Перемещайся.
– Ну вот.
– Что?
– Мы странные. Говорим и говорим.
– Разве мешает?
– Наоборот, мне нравится.
– А давай так и будем говорить. Будто ничего не происходит.
– Ладно. Только не о погоде.
– Само собой. Ты мне нравишься.
– А уж как ты мне нравишься.
– Говори что-нибудь, я хочу тебя слушать.
– Я говорю. Я говорю, что я тебя люблю.
– И я говорю, что я тебя люблю.
– И нам повезло, что мы друг друга встретили.
– Еще как повезло. Или мы самые странные люди на свете, или самые нормальные.
– Мы понимаем, что происходит, вот и все.
– Это правда. Смотри на меня.
– Смотрю.
– Ты смотришь мне в глаза.
– Я смотрю тебе в глаза.
– Мы друг на друга смотрим.
– И нам это нравится.
Тихий стон.
– Что?
– Теперь молчи. Я сейчас от тебя уйду, прости.
– Я хочу с тобой. Не закрывай глаза.
– Не могу, сами закрываются.
– У меня тоже.
– Всё. Ухожу совсем.
– Я с тобой.
– Нет. Так не бывает. Потом встретимся.
– Ладно.
И они, оставаясь рядом и вместе, все-таки ушли каждый в себя, потому что так устроила природа, потому что каждый чувствует свое, даже если очень хочет почувствовать чужое, и даже когда ты все-таки его чувствуешь, оно все равно не твое, а частично присвоенное.
Вернувшись, они долго молчали, глядя друг на друга.
– Ты изменился, – сказала Светлана.
– Ты тоже.
– Зато теперь проще. Мы муж и жена. Муж, пойдешь в душ? Это я нарочно, потому что мы сейчас все пересластим.
– Не успеем. Иду в душ. Не смотри на меня сзади.
– Ты гомофоб?
– У меня на пояснице волосы растут. Смешно.
– Ну вот. Всю романтику испортили.
– И хорошо. Придется опять все начинать заново.
Потом был все-таки момент неловкости, когда им обоим опять захотелось туда, где они только что были, но оба понимали, что нужно подождать.
Но разговорились о разных вещах, успокоились.
Светлана решила застелить постель, привести все в такой вид, будто ничего не было. Чтобы постель не напоминала и не манила раньше времени своей разобранностью.
Тут и пришла Валентина.
У них появилось дело: пить чай.
Пили чай.
Говорили о разных вещах.
– Наверное, я пойду домой, – сказала Светлана.
– Ты же не хочешь.
– Нет. Но – до одиннадцати.
– Ерунда. Она это так, для проформы.
И все же ждали одиннадцати, не возвращаясь пока к тому, чего хотели. Чтобы не прерываться.
Ровно в одиннадцать раздался стук в дверь – жесткий, громкий, административный.
Это были Валентина и Наталья.
– В чем дело, девушка, вас же предупреждали! – сказала Наталья Светлане, будто совсем чужой, хотя хорошо знала Кристину Игоревну, мать Светланы, та с разрешения Натальи наведывалась в гостиничный буфет за пищевыми отходами.
– Здравствуйте, – сказал Геннадий, улыбаясь.
В руках у него был планшет, и неспроста. Он повернул его экраном к Наталье и показал:
– Видите? Это правила предоставления гостиничных услуг, утвержденные правительством Российской Федерации. Что гостям нельзя оставаться на ночь, здесь не указано.
– Думаете, я неграмотная? – оскорбилась Наталья. – Есть правила внутреннего распорядка, чтоб вы знали, в каждой гостинице! Я и в Москве бывала, и за границей, между прочим, тоже, и не раз, нигде гостей на ночь не оставляют!
– Ну, договориться всегда можно, – мягко сказал Геннадий.
– Сейчас взятку будут предлагать, – догадалась Валентина. – Молодой человек, тут не Москва, не всё за деньги покупается! – с гордостью за родину сказала она, посмотрев при этом на Светлану.
Та встала с кресла.
– Не надо спорить. Я пойду.
– Постой, – сказал ей Геннадий так по-свойски, так вежливо и строго, как мужья говорят с женами, и у Валентины от этого болезненно и обиженно сжалось сердце.
– Я не буду предлагать взятку, – сказал Геннадий. – Но я ведь проживаю в двухместном номере, правильно?
– В двуспальном! – поправила Наталья. – Вы сами такой захотели.
– Да, люблю спать просторно. Но двуспальный рассчитан на двух человек. Поэтому Светлана имеет полное право законно вселиться в номер с согласия проживающего в нем человека. – Геннадий опять указал пальцем на экран. – А я согласен. Будем оформлять?
– Пусть вселяется в отдельный номер, только не получится, свободных номеров нет. А здесь нельзя, – отрезала Наталья.
– Почему?
– Потому что вы разнополые и не в браке!
– Ну, тут уж у вас чистые фантазии пошли, – укорил Геннадий. – Может быть, когда-то, в вашей советской молодости, это запрещалось, а сейчас два человека имеют право жить вместе независимо от степени родства и половой принадлежности.
Валентина с горечью любовалась, хоть и не подавала виду, умным и красивым молодым мужчиной, который так умело ведет разговор, а Наталья окончательно осердилась. У нее не было советской молодости, было советское детство, но вполне счастливое. Как многие, кто толком не пожил при социализме, она имела стойкое и ничем не подтвержденное, но и не требующее подтверждения, фантомное представление о социализме как строе, при котором порядка было намного больше.