Гений

– Ну, прости, прости старуху, – повинилась Валентина, не поверив дочери, но при этом считая, что, пока человек стесняется того плохого, что делает, он еще человек, а вот когда нахально признается, значит, в нем уже нет совести. Да и не вечно же Ксана будет молодой и красивой, пристроится за кого-нибудь. И мать, может, пристроит под бок к себе, внуков нянчить.

Но это потом, а пока Валентина, называя себя старухой, на самом деле чувствовала себя вполне молодой, и желания ее были молоды. Странное дело: шестнадцать лет прожила с мужем и даже не думала о том, чтобы ему изменить. Не чувствовала такой потребности. И не то чтобы ей хватало довольно хилого Валерия, но она исходила из того, что свое есть свое, какое ни есть, а чужое – чужое. Даже и объяснять нечего, если кто не понимает. Но вот уехал Валерий в Белгород на заработки – и пропал. Сначала приезжал раз в три месяца, а потом окончательно канул, и никаких объяснений, никаких подробностей, только прислал по телефону одну строчку: «Считай себя свободной, люблю, но не могу, прости».

Валентина, подождав его год, решила: ладно, буду считать себя свободной, раз мужа нет и дочь уехала.

И как только она это решила, в ней тут же проснулось все, что дремало и ждало своего часа.

Первый раз было страшно и нервно, так, будто прекращала затянувшееся девство.

Принесла мужчине в номер чайник, эта услуга в гостинице предоставлялась за отдельную плату, спросила, как обычно:

– Не желаете ли еще чего? Пивка, водочки?

Доставка в номер пивка и водочки обеспечивалась уже не гостиницей, а лично Валентиной – небольшой приработок, на который администрация закрывала глаза, то есть даже не закрывала, а спокойно понимала с открытыми глазами: всем жить надо.

Обычно постояльцы или соглашались, или отказывались, но, бывало, кто-нибудь, осмелев и оглядев добротную Валентину с головы до ног, игриво говорил:

– А если желаю и если не водочки?

При этом на самом деле не то чтобы желал, просто напоминал сам себе, что он еще мужчина, всегда на все готовый.

Валентина отвечала удачно придуманной однажды фразой:

– Это в стоимость не входит, приятного аппетита!

И уходила.

Вот и тем вечером мужчина, такой весь свободный, со все умеющими, как у актера, глазами, сказал:

– Водочки не желаю, красавица. Ничего не желаю, кроме любви.

– Таких услуг в ассортименте не имеем.

Валентина, кстати, обманула Геннадия, сказав, что может познакомить его с платной девушкой. В маленьком Грежине не было хода этой профессии, слишком все не виду. Просто ей было интересно увидеть его реакцию на тему.

– А мне не услуга нужна, – сказал артистичный мужчина, – я про любовь!

– На время, что ли?

Мужчина вдруг загрустил – красиво так, печально, будто по-настоящему.

– Примитивно меня понимаете, напомните, как вас зовут?

– Напоминать нечего, и я не называлась. Валентина.

– Так вот, Валентина, я, конечно, утрирую. О любви можно только мечтать. Иногда просто хочется человеческого общения. Я, знаете, с женой разошелся. Если честно, не жалею, был к этому готов. А вот к одиночеству – не готов. Дома еще как-то – работа, друзья, а в командировку пошлют, просто волком вою.

Врал, конечно, но с душой врал, искренне, и Валентина видела, что врет, – не волк он, а кобель натуральный и безразборный, и он, похоже, видел, что она видит, что он врет, но все зависело от того, поддержит или не поддержит. Если поддержит, можно продолжить.

И Валентина поддержала:

– У нас в Грежине девушек симпатичных много, прогуляйтесь, пригласите в гости. С учетом, что после одиннадцати в гостинице оставаться нельзя.

– Валя, какие девушки? Вы, наверное, интим имеете в виду? А я про общение! Какое с девушками общение?

Вот именно, общайся, не общайся, все равно не дадут, прямолинейно подумала Валентина.

А вслух спросила:

– Не понимаю, чем я-то могу помочь?

– Да поговорить просто! Вечером, часов в десять, не заглянете на полчасика? У меня винцо хорошее есть, выпьем по бокалу.

– Я на работе.

– И я на работе. Не водки же, извините, предлагаю, вина. Не для пьянства, а для вкуса.

– Не знаю, – сказала Валя. – Вряд ли.

А сама была уверена, что придет. Ждала десяти часов, как приговоренный ждет казни и одновременного помилования.

Пришла к нему с холодными и влажными руками, пришла не в десять, а минут в пятнадцать одиннадцатого. Спросила:

– Я тут ведро с тряпкой не оставляла у вас?

Мужчина огорчился:

– Какое ведро, Валя? Я вас жду!

Он указал на столик, где была бутылка вина, два бокала, виноград, мандарины и цветок в стакане.

– Я думала, вы шутите, – сказала Валентина.

– Какие шутки? Проходите!

– Мне еще лестницу мыть.

Валентина, будто нарочно, снижала свою привлекательность: образ поломойки с тряпкой в руке мужчину может охладить. Она сопротивлялась тому, что должно произойти и чего она хотела, но хотела слишком уж сильно, ее, она помнит, даже подташнивало от волнения.

– Лестница никуда не уйдет! Я потом сам ее вымою! – мужчина протянул ей руку, будто на танец приглашал, и Валентина дала свою.

Он подвел ее к столику, она села.

Он налил вина и что-то сказал, она выпила.