Гений

– Тогда мы поедем обратно? – спросил он.

– Как дети, честное слово! – поразился Колодяжный. – Ты привез граждан другой страны, с которой мы воюем, один из них вообще майор, второй ополченец, судя по виду! Откуда я знаю, с какой целью они сюда проникли?

– Сына он хочет забрать, больше ничего.

– Это он тебе сказал! Короче, мы всю вашу группу задерживаем. Пистолет! – Колодяжный повелительно вытянул руку.

– Нет, но как… Я при исполнении…

– Уже нет!

Подполковник Лещук положил руку на кобуру своего пистолета и заслужил одобрительный взгляд Колодяжного. Польщенный, он отстегнул кнопку, готовый выхватить оружие.

Вяхирев медленно вытащил пистолет, отдал Колодяжному, тот передал его Лещуку.

– Пойдем, – сказал Олександр Остапович сразу смягчившимся голосом.

Они вышли из приемного покоя.

А в ворота уже въезжал военный грузовик, из которого выпрыгнула дюжина солдат с шевронами СБУ – синие четырехконечные кресты на малиновом фоне.

Когда успел? – с уважением подумал Лещук о Колодяжном.

Олександр Остапович подошел к людям возле «уазика» и четко, официально сделал заявление: все задержаны до выяснения обстоятельств. Он готов был дать знак прибывшим бойцам, но тут Мовчан хрипло выговорил:

– Слушайте, не знаю, как вас…

– Олександр Остапович.

– Слушай, раз такое дело, дай хоть посмотреть на него. Я ж никуда не денусь.

Колодяжный подумал, осмотрелся. Двор глухой, ворота под контролем. Почему не разрешить? Иначе майор будет психовать, затеет скандал, придется применить силу, а этого Колодяжный не любил, ему нравилось побеждать умом, а не руками или оружием.

– Хорошо, в нашем присутствии.

– Да все равно.

Колодяжный направился за угол здания, к моргу. За ним пошли Мовчан, Евгений и пара солдат. Лещук решил остаться во дворе – на всякий случай.

Работница морга, усталая женщина лет сорока, не сразу поняла:

– А чего смотреть? Там почти что нет ничего.

– Покажите! – приказал Колодяжный, не вдаваясь в объяснения.

Женщина подвела их к одной из больших металлических дверей, открыла. Там были лотки, сделанные из деревянных реек, похожие на хлебные, только намного больше. Три лотка друг над другом. Женщина потянула средний. Мовчан подошел. Там лежало что-то, завернутое в черный полиэтилен, похожее очертаниями на матрешку, размером намного меньше Степана.

– Хочу посмотреть, – сказал Мовчан.

– Не надо, – сказала женщина. – Только расстраиваться. Один уголь, ни лица, ничего. Извините.

– Тогда зачем? – спросил Мовчан Колодяжного.

– Что?

– Какая может быть экспертиза? Что там найти можно?

– Осколки.

– И что? Одним оружием все воюют, какая разница?

– У вашей стороны есть то, чего нет у нас. А у нас появилось кое-что, чего нет у вас.

– Да ерунда, всё гуляет во все стороны, я сам месяц назад у одного пьяного дурака гранатомет израильского производства изъял, говорит – в кустах нашел. Ничего вам это не даст. Если не хотите, чтобы я увез, запаяйте в цинк, что ли, как это делается, не знаю, отошлите матери, я адрес скажу. А меня можете задержать.

– При всем желании – не имею права.

– Конечно, – сказал Евгений, – этот тайный распорядительный человек сам понимал, что экспертиза бессмысленна. Понимал он также, что задерживать никого не нужно, шпионажем здесь и не пахнет. Но во имя государственной идеи экспертиза найдет то, чего нет. И шпионаж докажут. И эта неправда пойдет на пользу правому делу, на пользу государству. Он сам жертвовал семьей и детьми ради государственной пользы, ему даже иногда было обидно, что другие не жертвуют ничем, а живут припеваючи. Но тут он вдруг подумал, что на самом деле неправда правому делу служить не может, а главное – пусть будет похвала начальства и повышение в звании, но кончится все таким же моргом, где будет он лежать такой же мертвый, и будет ему все равно, а вот живым, стоящим над ним, не будет все равно. Он вдруг представил, что среди плачущих жены и детей, среди скорбящих сослуживцев появится отец этого сожженного сына и плюнет на его труп, на его гроб, на его могилу и проклянет его. Он сам удивился своим мыслям, но спокойно ждал, когда они кончатся.

Колодяжный действительно был спокоен, по его лицу невозможно было догадаться, о чем он думает. Он хотел приказать женщине задвинуть лоток обратно, но вместо этого неожиданно произнес, глядя на Евгения:

– Дальше!